Килланах — знаменитый проводник, знающий колымскую тайгу лучше, чем я родной Ленинград. Его зовут железным стариком. Дела Килланаха давно стали достоянием истории. Он надолго пережил свой век. В день моего приезда в Олу ему исполнилось сто два года. Это он для выгоды якутских купцов проложил некогда через Яблоновый хребет Ольскую вьючную тропу на Колыму[3]. Я разглядывал его, как чудо, как пришельца из другого мира. Он был когда-то ямщиком на Якутском тракте и вез Чернышевского в Вилюйскую ссылку.
— Дорога тяжелая, — сказал Килланах, — не разъехаться. Первый раз мы шли с Макаром пять месяцев. Макар совсем маленький был тогда. Нужна большая дорога, чтобы ямщик мог много товара возить колымским людям. Ты, русский, приехал строить большую дорогу?
— Большая дорога будет потом, — ответил я. — Сначала нужно искать золото.
— Правду говоришь, — согласился старик. — Для большой дороги нужно много золота. Золото есть за Яблочным перевалом. Иди на устье Среднекана, оттуда поднимайся вверх. Там искал золото Бориска, там он и кончал свою жизнь, когда я в последний раз вел караван с Олы.
Все рассказы о колымском золоте так или иначе связаны с человеком, по имени Бориска Гафиулин, дезертиром царской армии, который хищником рыскал по тайге вместе с двумя друзьями, Кановым и Софеем Гайдулиным. В поисках золота они исходили все притоки верхнего плеса Колымы. Одеждой, лошадьми, провизией и спиртом их снабжал некий Розенфельд, доверенный забайкальского купца Шустова, посланный фирмой на Колыму еще в тот год, когда компания предприимчивых американских дельцов оповестила мир об автопробеге из Нью-Йорка в Москву через Аляску, Чукотский полуостров, болота и топи устьевого участка Колымы и Якутию. Фантастическое по тогдашним и даже нынешним условиям намерение не осуществилось из-за колымского бездорожья. Розенфельд был оставлен на Колыме с наказом — найти золото. Он два года пробирался из Среднеколымска в Гижигу на Охотском море, избрал неверное направление, золота не нашел и послал в верховья реки Бориску с Гайдулиным и Кановым. Они искали золото в ключах, натыкались на мелкие россыпи, но легендарной жилы так и не нашли и, поругавшись, разбрелись в разные стороны. На устье Среднекана остался один Бориска. Он бил шурфы в самых различных местах, голодал, уходил на подсобные заработки в Сеймчан и, гонимый старательским чутьем, снова возвращался обратно, снова рыл ямы. Возле очередного шурфа, на дне которого блестели золотые зерна, нашел мертвого Бориску старик Килланах, когда вел свой последний караван с Охотского моря на Колыму.
— Жадный был Бориска, — сказал Килланах. — Нашел золото и кончал жизнь от радости. Возьми, русский, с собой Макара. Макар приведет тебя на реку. Там, за могилой Бориски, сплошь золотые места.
Так я и сделал, но за день до отъезда из Олы, едва закончился период дождей за перевалом, Медов ушел с Дмитрием Владимировичем Вознесенским. Тот командирован на Колыму Институтом цветных металлов и прибыл в Олу почти одновременно со мной. Цель его приезда та же, что и моя, — найти колымское золото и выбрать наилучший вариант трассы, которая должна соединить будущие прииски с Охотским побережьем. На первый взгляд кажется, что мы делим шкуру неубитого медведя, но без дороги колымское золото наполовину теряет свое значение.