- Ах, ему непонятно наше предложение, бандитская рожа! - не выдержал Фрайвальд, вскочил с кресла и ударил лесника по лицу. Два дюжих немца словно по команде навалились на лесника и заломили за спину его руки.
- Я уже говорил на допросе, - продолжал лесник, глотая кровь, текущую из разбитой губы, - живу я, как глухарь на дереве, ваши порядки не нарушаю и за лесом смотрю. Мало ли ходит сейчас людей с оружием по лесам. Да, были у меня в один день два человека. Пришли, сказали, что из полиции. Они мне мандатов не показывали. Переночевали и ушли. Да и винтовки-то у них были не русские, а немецкие.
В каждом движении и в каждом слове Случака чувствовалась твердость и спокойная решимость.
- Врешь, сволочь! - закричал Фрайвальд и вновь хотел ударить лесника, но Херсман брезгливо поморщился и приказал:
- Хватит! Убрать его отсюда!
Трофим понял, что это конец, но страха перед смертью не чувствовал. Он досадовал на себя за то, что не передал в свое время партизанам оружие и боеприпасы, собранные в лесу. А как они сейчас нужны для тех, кто поднялся на смертный бой с оккупантами!
Когда встал с кресла, весенний луч солнца, прорвавшийся вдруг в кабинет через тюремное окно, ярким светом скользнул по его усталому и постаревшему лицу. Трофим прищурился, на какой-то миг стало легче на душе, а потом с грустью подумал, что вряд ли еще раз он увидит солнце. Обвел ненавидящим взглядом самодовольные лица врагов и, покачиваясь, тяже-лым-шагом покинул помещение.
Когда Херсман и Фрайвальд остались одни, штурмбаифюрер поудобнее расположился в кресле и, обращаясь к шефу местного гестапо, как бы в тяжелом раздумье сказал:
- Если вашему другу Хемпелю из «Абвера» так хочется доложить начальству, что он поймал партизана, пусть уберет его тихо, чтобы это не стало известно населению. Нам же надо подумать о том, как исправить эту ошибку. Кто с ним жил на хуторе?
- Жена и мальчишка!
- Где они?
- Здесь, в тюрьме.
Херсман встал, подошел к окну, что-то обдумывая, а затем, резко повернувшись, чеканя каждое слово, произнес:
- Выпустить немедленно, доставить на хутор. Туда же - два отделения солдат, да не эту шваль, из местных, а солдат охранной дивизии СС. Организовать засаду. Замаскировать солдат на чердаке, в сарае, в хлеву, на сеновале. Одного полицая, из надежных, как родственника - в дом, вместе с бабой и ребенком. Будет следить за бабой. Предупредить ее и полицая: за попытку уйти со двора - расстрел. -
Херсман любил сильные и решительные выражения. - Если придет связной, - продолжал он, - полицай должен сказать, что он родственник, а хозяин вызван по делам лесничества в Лиду. Пусть не навязывается партизанам. Будем ждать русских на хуторе, хотя бы для этого пришлось просидеть в засаде год. Солдат доставить на хутор скрытно. На дворе усадьбы не показываться ни в коем случае. Иметь сухой паек, а связь с нами только по рации! Выполняйте, унтерштурмфюрер! Вы отвечаете за операцию, а сгладить перед штандартенфюрером вашу ошибку постараюсь я!
…В конце протокола допроса Случака, обнаруженного в тюремных документах, захваченных при освобождении Лиды, имелась пометка: «Ликвидирован как лицо, подозревавшееся в связях с партизанами»…
Во второй половине дня в район хутора вышли две крытые машины с эсэсовскими солдатами. В одной из них сидела жена лесника, молодая женщина, с ребенком. Не доезжая трех километров до хутора, машины остановились. Солдаты погрузили на плечи оружие и радиостанцию и стали осторожно через лес продвигаться вперед.
Эта мера была вызвана тем обстоятельством, что к хутору вела только одна лесная дорога и следы от автомобильных шин могли вызвать подозрение у тех, кто шел или мог появиться в этом районе.
Достигнув хутора, немцы быстро заняли все хозяйственные постройки, установили рацию, опробовали связь. В доме вместе с хозяйкой расположился полицай с мутными глазами пропойцы и следил за тем, что делает жена лесника. А она, утирая слезы, двигалась как во сне и попыток уйти с усадьбы вовсе не делала.
- Ты, баба, не волнуйся. Если твой не связан с партизанами, то и не будет ничего. Но со двора ни шагу, а то пуля, - и пригрозил пистолетом, который потом положил в карман брюк.
Но на хозяйку эта угроза не оказала должного воздействия. В ее ушах только звучали слова Трофима, которые он сказал при прощании: «За сыном следи, пусть всегда в чистом будет. А белье его суши на дворе, а не в доме. Обязательно на дворе!»
- Грязи-то, грязи-то сколько, - сказала хозяйка, не обращая внимания на слова полицая, - раскидали ведь все, а что искали? Нечего у нас искать. Вот убирайся теперь, да и ребенку постирать надо, ведь больше недели в подвале сидели.