- Это так было в действительности?
- Совершенно так. Ну, Эттингер ничего мне на это не сказал, но приказал вызвать их ко мне. А когда они пришли, он услал меня по какому-то делу. Да я и так понял, что мне надо уйти. А когда пришел, рабочих в кабинете уже не было.
- И больше вы их не видели?
- Нет, почему же! Эттингер мне сказал, чтобы я дня через два, когда рабочие будут возвращаться с линии, нашел бы предлог, чтобы оставить этих двух на полотне, с тем чтобы они вернулись позже.
- Ну и вы их оставили?
- Конечно. Вся бригада возвращалась на дрезине, когда я увидел осыпь на насыпи около 251-го километрового столба, остановил дрезину и приказал им, как самым большим бездельникам, остаться и подбить насыпь. Они остались, хотя и поворчали. Солдат я не оставлял, так как недалеко мост и путь контролируется патрулями. А обратно они должны были вернуться пешком. Пропуска у них были.
- И они не вернулись?
- Не вернулись. Мало того, ночью гестапо подняло всех рабочих в бараке и меня тоже. Спрашивали, кто остался на полотне. Я назвал их. Поиски были безрезультатны. Переводчик гестапо объявил рабочим, что Никитенко и Стешин саботажники и партизаны, разобрали путь и скрылись в лесу. Только патруль солдат увидел развинченный рельс и предотвратил крушение поезда. Гестапо забрало двух рабочих, что спали на нарах в бараке рядом с удравшими, но через два дня выпустило их, изрядно наломав бока. Рабочие говорят, что у них спрашивали, кто такие были Никитенко и Стешин и кто их соучастники.
- Но, может быть, эти двое действительно хотели организовать крушение?
- И для этого Эттингер устраивал их на работу? Ясно, что все это делалось для того, чтобы партизаны поверили тем, кто к ним пришел. Уж больно много шуму устроило вокруг этого факта гестапо. А дело-то, я имею в виду крушение, заранее было обречено на провал. Солдаты патруля должны были найти и нашли развинченный стык. Но я-то знал больше, хотя, к сожалению, сказать об этом не мог никому. Вам говорю первому.
- А еще такие случаи были?
- Да, Эттингер еще присылал ко мне людей на путевые работы. Некоторые работают и сейчас, а человек девять уже исчезли при разных обстоятельствах. Да вот вам список всех этих людей, - Жймерский вырвал три листка из своего затрепанного блокнота и протянул Киселеву. - Здесь указано время поступления на работу и день, когда человек исчез. Те, кто еще работает, имеют против фамилии только одну дату - поступления на работу.
- А вы думаете, что все это агенты Эттингера, заброшенные к партизанам?
- Я почти уверен в этом.
- Скажите, Густав Генрихович, а не интересовался Эттингер этими людьми или вообще теми людьми, которых вы принимаете на работу?
- Нет, не интересовался. Во всяком случае, не интересовался у меня. Я ведь вам говорил, что пробовал таким же путем оформлять через гестапо и других приходивших ко мне рабочих. Габриш проводил их через свою канцелярию так же быстро и без лишних вопросов. А если оформление шло через моего помощника, то дела залеживались в гестапо по неделе и больше, случалось, что желавших поступить на работу и самих вызывали на допрос в гестапо.
- А тех, кого оформляли вы?
- Ни разу. Поэтому я и позволил себе смелость передать вашему товарищу при встрече со мной, что я могу быть полезным в устройстве на работу ваших людей.
- Это очень важно, Густав Генрихович, и я, вероятно, воспользуюсь этим в ближайшее же время.
- Пожалуй, сделать это, если надо, следует именно в ближайшее время.
- Почему же?
- Да что-то в последнее время к нам зачастили высокие гости из Гродно и даже из Минска. Гестаповцы что-то затевают на нашем участке.
- Это ваши предположения?
- Нет, это их слова. Вот, послушайте. Недавно Габриш принимал своего друга из Гродно - Шульца, гауптштурмфюрера СС, с которым раньше вместе служил в охране Гитлера. Так как я друг Габриша и «чистокровный ариец», то на попойку пригласили и меня, тем более что я главный поставщик самогона для Алоиза. Шульц отнесся ко мне снисходительно, но потом, когда я упомянул о своих добрых отношениях с инженером Эттингером, стал заискивать передо мной. А когда он напился вместе с Габришем, то стал стучать кулаком но столу и кричать, что они еще скажут свое слово.
Эта встреча особо заинтересовала Киселева, и Жимерский подробно проинформировал капитана, о чем болтали два дружка из личной охраны фюрера.
- Но что они задумали, я сказать не могу, - закончил свой рассказ Густав Жимерский.
«ГЛЯЙВИЦ! ЗНАЧИТ, ДЕЛО СЕРЬЕЗНОЕ!»
Капитан, дежурный по управлению, уже второй час монотонно отвечал на все звонки, что генерал занят. Тем, кто приходил в приемную, рекомендовал позвонить через час. За то время, как к генералу в кабинет зашел подполковник Тулин, дежурному пришлось приглашать к начальнику управления еще нескольких работников, которые, получив от генерала задание, быстро уходили.