На следующий день Густав Жимерский зашел к Габришу и сообщил ему, что отправляется в Лиду, чтобы представить инженеру Эттингеру Барановича. Он спросил шарфюрера, не будет ли у того каких-либо поручений в Лиде. Габриш был, на удивление, трезв и ответил ему, что сейчас он даже не может заказать ему купить бутылку «хорошего пойла», так как высокие гости, которые свалились на его голову, не. оставляют ему времени для отдыха и приятной беседы с друзьями. Днем Жимерский и Баранович выехали проходящим эшелоном на станцию Лида. Когда прибыли в город, инженер провел Барановича по Замковой, показал ему подходы к дому Эрлингера, и они ушли на северную окраину города Лида. Там их встретил представитель лидского подполья, который увел с собой Жимерского, а Барановича поручил заботам своего спутника. Тот привел его в маленький домик на окраине и оставил там у хозяев, предупредив, что в этот же дом придет и Киселев.
Вечером того же дня Никонов провел последний сеанс связи с отрядом, вложил рацию в тайник и вместе с капитаном покинул островок на болоте. Через два часа, отшагав по густому, трудно проходимому лесу около десяти километров, они встретились с группой партизан во главе с начальником разведки.
Когда Киселев и начальник разведки скоординировали свои действия, восемь партизан ушли на восток, а четыре остались с капитаном. Им нечего было торопиться: участок пути, где они должны были заложить мины, был совсем близко.
Рано утром 14 июня Киселев со своей группой вышел к линии железной дороги и залег в ста метрах от насыпи в кустарнике. Через час на линии показался патруль из двух солдат. Подпустив их поближе, партизаны, максимально приблизившись к насыпи, открыли огонь из автоматов. Один из солдат сразу же упал и не отвечал на огонь. Второй залег за рельсы и стал отползать назад, на запад, отстреливаясь из автомата. Киселев мог бы приказать уничтожить и его, но была опасность напороться на случайную пулю, а рисковать было не за чем. Солдат отполз от насыпи за поворот и, видимо, побежал к станции. Быстро заложив под шпалы у стыка рельсов две трофейные противотанковые мины, партизаны перевалили через «железку» и стали удаляться в сторону леса, но уже по другую сторону насыпи, на север, к шоссейной дороге. Киселев сам установил взрыватели и догнал партизан у опушки леса. Группа вошла в лес. Два партизана остались наблюдать за железной дорогой, получив строгий приказ Киселева ограничиться наблюдением, не ввязываться ни в какие операции, не стрелять, в десять часов утра покинуть пост и, переждав до ночи в лесу, в темноте пересечь шоссе и двигаться на условленное место встречи.
Через двадцать минут в кабинете Габриша раздался телефонный звонок. Спавший дежурный поднял трубку и спросонья не сразу разобрал в чем дело: звонили из казармы охраны моста. Старший охраны фельдфебель кричал в трубку, что они слышат стрельбу на западе от моста по линии железной дороги, но он не может выбросить туда даже патруль, так как «обязан охранять объект от возможного нападения бандитов».
«Черта с два, - подумал дежурный, - ты должен охранять объект! Боишься высунуть нос за свою зону, как бы не попасть на мушку партизан!» Он не спеша обдумывал, как бы доложить о звонке Габришу. Торопиться не следовало. От формы доклада, дежурный знал это твердо, зависело, сунут тебя самого под огонь партизан или ты останешься на станции, а другие пойдут выяснять, что случилось на линии.
Размышления дежурного были прерваны новым телефонным звонком. Звонил солдат патруля. Он докладывал, что восточнее будки путевого обходчика, из которой он звонит, а это была будка Пролыгина, километрах в двух патруль был обстрелян партизанами. Старший патруля убит, сам он ранен и вынужден был отойти к будке. Партизаны его не преследовали. Путевой обходчик на месте и помог ему сделать перевязку раненой руки. Солдат, видимо побаиваясь последствий того, что он бросил своего старшего на рельсах, пытался объяснить дежурному, что «партизан было много и он все равно бы не смог преградить им путь к рельсам». Дежурный крикнул в трубку, чтобы солдат ожидал приказаний в будке обходчика, и помчался будить Габриша.
Шарфюрер, когда его разбудил дежурный и доложил о происшествии, повел себя по меньшей мере странно. Вместо того чтобы немедленно выбросить к месту событий усиленный наряд, Габриш не торопясь оделся и вместе с дежурным прошел в служебный кабинет. Здесь он сел за телефон, но вызвал не казарму охраны, а незнакомый дежурному номер в Лиде. Когда его соединили, Габриш попросил передать «инженеру, что операция началась». После этого шарфюрер некоторое время молча посидел у телефона, потом вскочил со стула и доложил своему собеседнику все, что ему было известно от дежурного. Выслушав затем указания своего абонента в Лиде, он рявкнул: