- Я побеседую с ними завтра, когда возвращусь, Тео!
- Слушаю! - вытянулся Тео.
- А теперь, ротенфюрер, - Эрлингер положил руку на плечо водителя вездехода, - поехали!
Тео подскочил к воротам и распахнул их. Вездеход, урча, вышел на улицу и повернул в сторону Гродненского шоссе. Штандартенфюрер СС Эрих Эрлингер в последний раз покинул свою явочную квартиру на Замковой, и это спасло ему жизнь. Последней записью, сделанной Эрлингером в его дневнике, хранившемся в сейфе на Замковой улице, было:
«14.VI.44. Доктор Хайлер держал меня в стороне от непосредственного руководства акцией «Остайнзатц», что мешало мне организовать настоящий мешок для бандитов. Херсман не оправдал моих надежд, растерялся, и это надо обязательно учесть при подведении итогов операции. Требуется мой немедленный выезд на место».
После отъезда Эрлингера прошло около двух часов. В том конце улицы, где были руины замка, появилась лошадь, тащившая за собой телегу, на которой сидели два дорожных рабочих с инструментами. Они установили в начале улицы знак «Внимание! Дорожные работы» и около него открыли люк, ведущий в колодец городских коммуникаций.
Бросив на проезжую часть улицы стремянку, рабочие - а это были Пролыгин и один из подпольщиков Лиды - прошли в другой конец улицы и за мостом через Лидейку установили второй такой же знак. Открыв другой люк на проезжей части, один из них спустился в колодец, а второй уселся на краю люка, опустив в колодец ноги.
Часовой во дворе дома Эрлингера подошел к палисаднику и выглянул на улицу. Понаблюдав несколько минут за рабочими, он ушел в глубь двора. Быстро темнело, наползали тучи, приближался дождь.
К одному из столбов на Замковой подошел человек, по всей видимости монтер, прикрепил к ногам кошки и уверенно полез на столб. Это был Кашин. Часовой обратил на него внимание, но разведчик полз по столбу спиной к дому, в руке у него были пассатижи, через плечо висела сумка с другими инструментами. Он влез почти на верхушку столба и стал что-то делать у изоляторов. Часовому, видимо, надоело смотреть на монтера, он устроился поудобнее и вытащил из кармана губную гармонику. Со двора на улицу понеслись звуки немецкой песенки.
В этот момент к калитке дома подошел Баранович, приоткрыл ее и что-то сказал часовому. Тот ответил, встал с чурбака и поманил его к себе. Баранович приблизился к часовому и, вытащив из кармана какой-то документ, хотел показать часовому. Тот сделал рукой отрицательный жест и свистком вызвал из дома Тео. Когда Тео подошел к гостю и встал с ним рядом, Киселев, наблюдавший всю эту картину с чердака дома, с удовлетворением подумал о том, что он сделал правильно, запретив Барановичу нападение на Тео или любого другого солдата, вышедшего его встречать во дворе. Рассчитывать, что Баранович, как он предлагал сам, может внезапно нанести удар ножом и вывести из строя такого верзилу, было опрометчиво. По всему чувствовалось, что солдаты, охранявшие дом Эрлингера, прошли прекрасную соответствующую подготовку и даже внезапное нападение на них окончилось бы для нападавшего печально. Это особенно было хорошо видно теперь, когда Тео, эта гора тренированных мышц, возвышался над Барановичем.
Перебросившись несколькими словами с гостем, Тео взял у него из рук корзинку и пошел в дом. Разведчик следовал за ним в одном шаге сзади.
«Сработала корзинка!» - удовлетворенно подумал Киселев. При разработке операции они долго искали предлог, который помог бы Барановичу избежать обыска во дворе. Кто-то предложил дать ему в руки маленькую корзинку с едой и бутылкой молока; человек приехал в незнакомый город со станции, и будет естественно, что у него в руках корзинка с продуктами. Рассчитывали, что солдат, который встретит прибывшего, первым делом захочет осмотреть корзинку. Этот расчет оправдался. Тео взял ее, но, видимо считая неудобным осматривать вещи гостя штандартенфюрера открыто, пошел с ней в дом, тем более что корзинка была легкая - наличие в ней гранаты или мины при таком весе исключалось. Гранаты у Барановича были при нем, две осколочные «феньки», одна слева за пазухой, другая справа на брючном ремне. Во внутреннем кармане куртки разведчик имел еще и маленький пистолет «вальтер». Патрон уже был загнан в патронник, и пистолет был на боевом взводе. По плану операции, Баранович должен был пустить его в ход для самообороны внутри дома, если бы план налета в ходе операции претерпел изменения.
Анатолий Кашин, сидевший на столбе теперь уже боком ко двору, внимательно наблюдал за Барановичем, готовый мгновенно открыть огонь по часовому. Немецкий трофейный автомат, который у него был спрятан под рабочей курткой, сейчас был наготове. Два запасных рожка с патронами лежали в сумке для инструментов. Как только Баранович вошел в дом, Кашин рукой подал сигнал Пролыгину, который встал и протянул в колодец руку, помогая выбраться наверх своему напарнику.