В сочинении Михаила Литвина (1550) подчеркивались заслуги великого князя Ивана III в свержении ордынского ига и в расширении границ своего государства. «Великий князь Иоанн освободил себя и свой народ от... тирании... Сверх того, он распространил свои владения, подчинив себе Рязань, Тверь, Суздаль, Волок и другие соседние уделы. Он же отнял и присоединил к своим наследственным владениям литовские провинции: Новгород, Псков, Северщину и другие...» Особенно важно для нас указание Михаила Литвина на огромную популярность Ивана III как освободителя от ордынского ига в России. «Этот великий князь причтен своими к числу святых подвижников, как монарх, освободивший и расширивший свое отечество»{232} (Курсив мой. — В, К.) [136]
Даниил Принц из Бухова, побывавший в «Московии» в 1576 г., писал в своем сочинении, что Иван III, «одаренный великим духом, чрезвычайно расширил свое государство к востоку и затем мало-помалу присоединил к себе обширнейшие области... Он первый принял титул великого князя Владимирского, Московского и Новгородского и назвал себя государем всея Руси»{233}.
Рейнгольд Гейденштейн, известный историк и дипломат, статс-секретарь короля Стефана Батория, подчеркивал, что именно Иваном III были заложены основы могущества России. В своих «Записках о Московской войне» он писал: «Василию наследовал сын его Иоанн, который первый положил основание тому могуществу, до которого теперь дошли московитяне»; он «достиг такого могущества, что прочие князья от страха стали уступать ему и не было никого, кто бы противился его стремлениям... Он же первый свергнул и татарское иго»{234}. Кстати, именно Р. Гейденштейну принадлежит «авторство» выдумки о том, что к свержению ига Иван III был побужден «речами умной женщины Софии Греческой». Ю. А. Лимонов замечал по этому поводу: «Сообщение о том, что татарское иго было свергнуто благодаря Софье Палеолог, которая была умной и энергичной женщиной, заставившей своего супруга бросить вызов Золотой Орде, есть плод фантазии самого Гейденштейна»{235}. Однако выдумка Гейденштейна, подхваченная известным французским историком де Ту, получила впоследствии самое широкое распространение в исторической литературе.
Сам Жак Огюст де Ту высоко оценивал государственную и военную деятельность Ивана III, особо подчеркивая его заслуги в свержении ордынского ига. В «Истории своего времени» он писал: «Его (Василия Темного. — B. К.) наследником был его сын Иван, который принял титул "Государь всея Руси" и который был назван великим», потому что «стряхнул гнусное ярмо» ордынского ига и подчинил «всех других князей России»{236}.
Во французской генеалогии некоторые авторы вообще начинали родословную русских правителей «от Иоанна III». Французские историографы конца XVI в. братья
C. и Л. Мартес писали, что Иван III «принял титул великого князя Владимира, Московии и Новгорода и государя Руси... и стал очень грозен после многих побед над соседями: поляками, татарами и другими, будучи счастлив в войне с ливонцами. Процарствовав 28 лет и [137] увековечив свое имя громкими делами, умер в 1505 г.»{237}.
Известный английский писатель, публицист и историк XVII в. Джон Мильтон в своем трактате «Московия» указывал, что именно с княжения Ивана III Россия стала известна в Европе как сильное и грозное государство. «Иван Васильевич первый прославил русское имя, до тех пор неизвестное»{238}.
Таким образом, отношение историков XVI и XVII вв. к великому князю Ивану III единодушно: это крупный государственный и военный деятель, «государь всея Руси», «Великий», прославивший свою страну, освободивший ее от ордынского ига.
Большой интерес для нас представляют «Записки о московитских делах» С. Герберштейна. И не только потому, что он дважды, в 1517 и 1526 гг.: лично побывал в «Московии» и имел возможность из первых рук получить сведения об Иване III. Наблюдательный иноземец, сумел понять то принципиально новое, что отличало, Ивана III как военного деятеля от его предшественников.
После общих рассуждений о том, что «Иоанн был очень счастлив» во всех делах, что ему «стали подчиняться все другие князья», Герберштейн переходит к описанию стиля Ивана III руководить военными событиями:
«Лично сам он только раз присутствовал на войне, именно, когда подвергались захвату княжества Новгородское и Тверское; в другое время он обыкновенно никогда не бывал в сражениях и все же одерживал победу; так что великий Стефан, знаменитый палатин Молдавии, часто вспоминал про него на пирах, говоря, что тот, сидя дома и предаваясь сну, умножает свою державу, а сам он, ежедневно сражаясь, едва в состоянии защитить свои границы...»{239}.
Не в этих ли особенностях военной деятельности Ивана III следует искать одну из причин непонимания современников?
Дело в том, что для предшествовавшего великому князю Ивану III времени идеалом был князь-воин, самолично ведущий в битву полки, как Александр Невский, или даже сражавшийся в боевом строю, «на первом сступе», подобно Дмитрию Донскому в Куликовской битве. Великий же князь Иван III выступал не в качестве воеводы, а как организатор войны, т. е. в роли, присущей не князю «удельного периода», а правителю складывавшегося централизованного государства. И его военная [138] деятельность во время войны с Ахмед-ханом в 1480 г. была не следствием какой-то «нерешительности» или «колебаний», а твердой тактической линией, придерживаясь которой, он в определенные моменты считал более важным заниматься неотложными внутренними делами, оставив войско под командованием своих ближайших родственников и надежных воевод. Такое непривычное поведение великого князя могло показаться непонятным и даже тревожным его современникам.
Княжение Ивана III было временем, когда происходили коренные изменения в самом характере русского войска. Сущность этих изменений состояла в постепенном переходе от феодальных ополчений, свойственных периоду уделов, к общерусской армии складывавшегося Российского государства, на что единодушно указывают военные историки{240}. Новейший исследователь военного дела на Руси А. Н. Кирпичников отмечает: «Если в XIV столетии войско состояло из княжеских городских полков — «коинждо и с своих градов с своими полки служачи великому князю», то веком позже армия в значительной мере набирается за счет отрядов дворовой челяди и мелких землевладельцев — детей боярских и их воев «из всех городов и изо всех отчин». Право свободного отъезда или отделения постепенно заменяется регламентированным прикреплением целых групп людей и их дворов к земле и высшему феодалу. Растет класс военнослужилых людей, что расширило мобилизационные возможности страны». Развитие поместной системы выдвигает на смену младшим дружинникам, детским, отрокам, «молодцам» своеобразное кадровое офицерство: окруженных дворней служивых детей боярских и дворян. Для своего времени это — прогрессивное явление, так как вместо своевольных боярских дружин собиралась организованная сила, подчинявшаяся центральной власти. Инициатором созыва общерусского профессионального войска, состоящего из воевод, детей боярских и «прочих воев», выступила великокняжеская Москва, по мере объединения русских земель создававшая и наиболее боеспособную «полевую армию». Изменилась и структура вооруженных сил страны. «Вместо копейщиков действует сабельная кавалерия, в лице артиллеристов и «огненных стрельцов» создаются новые для средневековья формирования». Вне связи со всеми этими переменами, которые А. Н. Кирпичников называет «крутой ломкой традиционной [139] системы вооружения и тактики боя»{241}, нельзя рассматривать военную деятельность Ивана III.