— А Саврасова знаете?
— Не знаю.
— А Гюберт Саврасова знает?
Лицо Брызгалова застыло, можно было предполагать, что он раздумывает:
— По-моему, не знает.
— Почему вы так думаете?
Брызгалов рассказал, что за день до отправки его на аэродром Гюберт беседовал с ним в последний раз. Во время беседы он вызвал к себе неизвестного Брызгалову русского и сказал ему: «Опишите подробней и поточней Саврасова». Отсюда Брызгалов делал вывод, что если бы Гюберт лично знал Саврасова, он не передоверил бы описание его наружности другому. К тому же, когда этот последний описывал внешность Саврасова, Гюберт спросил его, кто выше ростом: Брызгалов или Саврасов. Русский, взглянув на Брызгалова, попросил его встать со скамьи и ответил, что они, пожалуй, одинакового роста.
Не было сомнения, что Гюберт не знает Саврасова.
— Как звали русского? — продолжал спрашивать полковник.
Этого Брызгалов не знал. Может быть, при нем русского и называли по имени или фамилии, но он не обратил на это внимания и не запомнил, так как встреча состоялась всего один раз.
— Обрисуйте мне его, — предложил полковник. — Каков он собой?
Брызгалов помедлил немного, видно собираясь с мыслями, и обрисовал портрет, по которому можно было создать представление о внешности неизвестного русского.
— Так, — проговорил полковник. — Значит, ростом он с меня?
— Да. А в плечах немного шире.
— Так. Ну хорошо. — Полковник сел на диван, закинул ногу за ногу и опять задымил папиросой.
Брызгалова увели. Воцарилось недолгое молчание.
— Отпустим товарищей, — обратился полковник к Фирсанову, имея в виду, конечно, меня и Коваленко. — Пусть поработают.
Мы ушли.
Примерно через полчаса к Фирсанову потребовали майора Коваленко. Я решил, что мысль о командировке надо выбросить из головы и занялся своей работой.
Через несколько минут Коваленко возвратился.
— Теперь идите вы, Стожаров, — сказал он улыбнувшись.
Улыбка смутила меня, я расценил его слова, как шутку. Заметив это, он сказал уже другим тоном:
— Поторопитесь. Полковник не из тех, кто любит ждать.
— К Саврасову решено командировать вас, майор, — объявил мне Решетов, как только я вошел в комнату. — Вы к такому путешествию готовы?
Я не успел ничего ответить, а полковник продолжал:
— Садитесь. Подполковник ваш колебался, на ком остановить свой выбор — на вас или на Коваленко, а потом согласился со мной, что ваша кандидатура к этой роли подходит больше. Вы уже дважды были в тылу врага со специальными заданиями, изучили обстановку, знаете порядки, там установленные, повадки оккупантов. Вам не придется придумывать и фантазировать. Все картины, эпизоды, события запечатлены у вас вот здесь, — он похлопал себя по лбу, — в ваших собственных негативах. О Саврасове мы знаем очень мало, а узнавать больше не располагаем временем, да и нельзя с ним долго возиться. Опасно и ничем не оправдано. — Полковник смолк и посмотрел на меня, улыбаясь одними глазами. — А вам это поручение по душе?
Не скрывая своей радости, я ответил коротко, что ждал такого поручения.
— Профессию разведчика вы, кажется, приобрели там? — Полковник кивнул головой куда-то в сторону, но я понял, что он имел в виду.
— Так точно. Я партизан-разведчик.
— Знаю. А кем вы были до войны?
Я ответил, что больше всего находился на пропагандистской работе.
— А в кадрах армии служили?
Я рассказал, что отбыл срочную службу, был два года на сверхсрочной, потом учился на курсах и, наконец, воевал с белофиннами.
— Вот мы и решили с подполковником, что вам с Саврасовым беседовать будет легче и удобнее, чем кому-либо другому. Есть у нас еще соображения. Неизвестно, во что выльется и чем окончится эта встреча. Так, что ли, подполковник? — Он повернулся в сторону Фирсанова.
Тот утвердительно закивал головой.
— Но все должно пройти без сучка, без задоринки. Мы имеем дело с врагом необычным. Пароль, — он взял со стола разрезанную фотокарточку, — знаком мне до войны. Это женское лицо должно выглядеть так. — Полковник достал из кармана гимнастерки записную книжку, вынул из нее фотографию и показал нам. — Здесь лицо цело, но склеено из двух частей. — Он подал снимок Фирсанову. — Врага я никогда не считаю глупым, но эта штучка, — он бросил половинку фотографии на стол, — говорит не в его пользу. Старо и неумно. Это избитый, истасканный вещественный пароль. Но я хочу сказать о другом, о главном. — Полковник сощурил глаза и застучал пальцами по столу. — Я хочу сказать, что вы, в свою очередь, должны провести операцию на «отлично». Не будем гадать, с кем еще и где придется вам встретиться после свидания с Саврасовым, но предвидеть кое-что надо. Чувствуйте себя в разговоре с ним посмелее, поставьте дело так, что вы не просто связной, а доверенное лицо Гюберта с полномочиями. Постарайтесь выудить из него все, что можно, и возьмите все, что он сочтет нужным передать Гюберту.