…На рассвете, перед отъездом на аэродром, меня вновь вызвали к Решетову и Фирсанову. Оказывается, Брызгалов при вторичной беседе с полковником сознался, что, помимо вещественного пароля к Саврасову, он имел еще пароль и устный. Он должен был сказать: «Привет от Виталия Лазаревича», а Саврасов ответить: «Я его видел в феврале сорок первого года».
— Поняли? — спросил Решетов.
Я ответил утвердительно.
— Отправляйтесь. Доброго пути, желаем успеха!
Глава вторая
Самолет шел на высоте тысячи ста метров.
Под крылом медленно плыли перистые облака, а в просветах виднелась земля: то деревушки, то железнодорожные станции, то синяя река.
Сквозь бесконечную голубоватую дымку горизонта вырисовывался зубчатый гребень черных гор, а под ним обозначались контуры большого города. Над северной частью его неподвижно висело густое облако, образовавшееся от дыма заводских труб. Оно не уменьшалось и не увеличивалось, составляя как бы неотъемлемую часть городского пейзажа. А вот и сам город, перепутанный паутиной дорог. На его широких, ровных улицах не было видно зелени. Крупные строения группировались в северной части.
Сделав два круга над самым центром города, самолет направился к аэродрому. Приземлившись, он задержался всего на несколько минут, чтобы высадить пассажиров, а потом снова поднялся в воздух.
Меня встретили два товарища и сразу же сообщили, что Саврасова в городе нет. Его ждут с минуты на минуту. Он должен прибыть почтовым поездом и остановиться в гостинице. Они предупредили, что забронированный для меня номер расположен против номера, который займет Саврасов.
Через десять минут машина доставила меня в гостиницу.
Прежде всего надо было привести себя в порядок: побриться и переодеться. Мне хотелось предстать перед Саврасовым в самом лучшем виде и произвести впечатление располагающего временем и деньгами человека, посланного с ответственным поручением.
Взялся за бритву. Из зеркала на меня глянуло коричневое от ветра и солнца лицо. Не понравился мне и штатский костюм, в который я принарядился, — он не шел мне, и чувствовал я себя в нем неловко.
Бритье и туалет у человека военного отнимают мало времени: через полчаса я был готов. «Надо пройтись по городу, — решил я, — привыкнуть к новому костюму, почувствовать себя штатским человеком».
Было пять часов дня. Длинные синие тени падали на мостовую. Чуть уловимый предвечерний ветерок приятно освежал лицо. Улицы, заполненные людьми и мчащимися машинами, напоминали столичные проспекты. Видимо, война сильно оживила город, перекинув сюда крупные предприятия и десятки тысяч людей. Я шел неторопливо, разглядывая дома, вывески, витрины магазинов. Час, проведенный на улице, освежил меня. Я хорошо обдумал предстоящую встречу с Саврасовым, учел детали, которые могли возникнуть в разговоре с ним. Главное — спокойный тон, никаких признаков волнения.
А я немного волновался уже сейчас, до встречи. Надо взять себя в руки…
Быстро поворачиваюсь и направляюсь назад в гостиницу. Иду твердо, размеренным шагом.
На углу, около самой гостиницы, выпиваю в павильоне стакан холодной газированной воды. Смело поднимаюсь на второй этаж. Прохожу мимо номера Саврасова. Он закрыт. Значит, хозяина еще нет. Захожу в свой номер, снимаю шляпу, сажусь, жду.
Проходит несколько минут, и вот в конце коридора раздаются шаги. Они приближаются и замирают у комнаты напротив. Гремит ключ, хлопает дверь. Догадываюсь: это Саврасов вошел в свой номер.
Через минуту еще чьи-то шаги в коридоре, торопливые. Затем звон посуды. Вероятно, принесли Саврасову обед из ресторана. Официантка задержалась в комнате постояльца недолго. Вышла, осторожно притворила за собой дверь и почти неслышно исчезла.
Теперь, кажется, ждать больше нечего. Я открыл дверь, пересек узкий коридор и без стука вошел в номер Саврасова.
Это была почти такая же, как и моя, разве только немного длиннее, комната, с двумя окнами, выходящими во двор. На столе стояли обед и графин с водкой. На мягком диване с папиросой и журналом «Огонек» в руках сидел Саврасов. Сквозь большие очки в роговой оправе на меня смотрели немного удивленно темные, с припухшими веками глаза. Лицо неподвижное, тяжелое, с паутиной морщин; гладкая прическа на пробор.