— Вы к кому? — спросил Саврасов, не меняя позы и лишь прищурив тяжелые веки.
— Если вы Саврасов, то я к вам.
— Чем могу быть полезен?
— Я с приветом от Виталия Лазаревича, — произнес я, не сводя с него глаз.
Саврасов немного побледнел, снисходительно кивнул головой и быстро встал. Просиженный диван издал какой-то грустный звук, похожий на вздох облегчения.
— Говорите тише! — Саврасов подошел к двери и резко повернул ключ.
У Саврасова была тяжелая походка: под ногами скрипели половицы.
Меня слегка покоробило от его повелительного тона, но я сдержал себя и сказал вторично:
— Привет от Виталия Лазаревича.
Саврасов нахмурился, смерил меня долгим взглядом, который я спокойно выдержал.
— Я его видел в феврале сорок первого года. — Он встал против меня, широко расставив ноги. — Значит, вы от доктора? — Тон был по-прежнему повелительный.
— Это не так важно, от кого я. Когда надо будет, сам об этом скажу, — ответил я. — Чорт вас занес в такую даль, я еле добрался сюда. Садитесь, и будем говорить о деле. — Я постарался при этом взглянуть на него так, что мои глаза сразу как бы определили дистанцию между нами, и, кажется, Саврасов это понял.
Он молча водворился на диван, который опять издал грустный вздох, а я, придвинув стул, сел напротив.
— Так, так… — немного растерянно проговорил Саврасов. — Ну-с? — И он с видимым сожалением посмотрел на остывающий обед.
— Я с той стороны. Это вам ясно?
— Не совсем, — сказал Саврасов.
— Почему?
— Если вы оттуда, то должны показать мне… — Он замолк, видя, что я полез в карман.
Насколько мог неторопливо и спокойно, я вынул карманное зеркальце, вделанное в замшевый чехольчик, извлек из него половину фотокарточки женского лица и показал Саврасову.
— Теперь мне ясно, — сказал он, всмотревшись внимательно в разрезанный снимок, и зажег папиросу.
— Зато мне теперь неясно, — проговорил я.
Кислая улыбка тронула губы Саврасова. Он молча достал из кармана записную книжку, перетянутую резинкой, и вынул вторую половинку женского лица. Я взял ее, положил на свое колено и присоединил свою половинку. Они сошлись.
Саврасов вздохнул, ослабил галстук и расстегнул воротник сорочки.
— Вы от доктора или от Габиша? — спросил он, теперь уже менее надменно.
— Я от Гюберта, — твердо сказал я и постарался запечатлеть в памяти два новых имени: доктор и Габиш.
— Гюберт… Гюберт… — вспоминал что-то Саврасов. — Это не племянник Габиша? Вы имени его не знаете?
— Не посвящен в эти подробности, — сухо ответил я.
— Но это не так важно, — заметил Саврасов. — Важно, что оттуда…
Оплошность Саврасова, упомянувшего имя какого-то Габиша и доктора, позволила мне допустить известный риск. Обычно я придерживался правила: не зная игры, не делать первым хода, но тут решил нарушить это правило и спросил:
— Стало быть, Виталия Лазаревича вы видели в феврале прошлого года?
— Почему вы так решили? — настороженно спросил Саврасов.
— Я ничего не решал, вы сами мне об этом сказали.
— Ах, да, совершенно верно, с доктором мы встретились в феврале… перед отъездом на ту сторону… Виталий Лазаревич был уверен, что мы еще увидимся.
Итак, Виталий Лазаревич и доктор — одно и то же лицо. Запомнить это нетрудно.
— И после этого вы ни с кем не встречались и никого ни о чем не информировали?
— Конечно. Кроме доктора, я вообще никого не информировал.
— Ваше присутствие сейчас крайне необходимо в Москве, — сказал я, зная заранее, что это неосуществимое предприятие.
— Это невозможно. Абсолютно невозможно! — замотал головой Саврасов.
— А если необходимо? — настаивал я.
— Тогда я попаду под суд.
Саврасов объяснил, что прием оборудования, которым он сейчас занимается, не допускает никаких отсрочек и промедлений. Но если ему действительно, невзирая ни на что, надо быть в Москве, то он там будет. Однако тогда он выбывает из строя. А завод, строительство которого уже развертывается, имеет чрезвычайно важное оборонное значение, и доктор особенно настаивал на этом объекте.
— Как вы посмотрите, — неожиданно спросил Саврасов, — если я предложу вам разделить со мной скромный обед? Я с утра еще ничего не ел и чертовски голоден.
Я отказался и посоветовал есть без меня, чем Саврасов не преминул воспользоваться. Он налил из графина полстакана водки, опорожнил стакан одним махом, крякнул и приступил к обеду.