— Соображаю, что еще надо взять, — озабоченно сказал майор.
Сначала мы составили список, а потом отобрали и отложили в сторону два автомата, два пистолета, боеприпасы к ним, пятнадцать противотанковых гранат, полдюжины бутылок с самовоспламеняющейся жидкостью «КС», ракетницу, набор ракет трех цветов, два компаса, аптечку, нательное белье, спирт в металлических флягах, сахар, консервы, концентраты, сухари, табак, спички, — словом, все то, что попросил в последней телеграмме Криворученко и что добавил я сам. Все это надо было уложить в один мешок, который сбросят на грузовом парашюте перед моим прыжком.
— Боюсь, что не влезет в один мешок, — засомневался я.
— Это уж мое дело, — сказал Петрунин и приступил к укладке.
Все отлично улеглось.
В сумерки укладка была закончена. На полу лежал здоровенный, пухлый, туго перетянутый ремнями мешок.
А минут через десять на машине подкатил Костя Воронков, и мы поехали в Москву.
35. Один в лесу
Все слышали такие странные клички, как «тихоход», «огородник», «этажерка», «примус», «утенок», «король воздуха». В этих словечках заложены любовь и юмор, теплота и дружеская фронтовая шутка. Так окрестили в годы войны замечательный нехитрый самолетик У-2, завоевавший славу смелого соколенка и приумноживший заслуги нашей боевой авиации.
Это он во мраке ночи незаметно, тихо появлялся над тщательно замаскированными вражескими объектами и подвешивал огненные «люстры» — ориентиры и своеобразные светофоры для своих старших братьев-бомбардировщиков. Это он в погоду и непогоду, зимой и летом, весной и осенью скрытно подкрадывался к переднему краю противника и добросовестно обрабатывал его гранатами, сам оставаясь неуязвимым. Это он подвозил к передовой, в дивизионные санбаты, драгоценную человеческую кровь, возвращавшую жизнь тысячам бойцов, и доставлял в безопасный тыл тяжелораненых, которым требовалась немедленная и сложная операция. Это он развозил по всему необъятному фронту, от Черного моря до Ледовитого океана, офицеров связи с приказами и планами, которые нельзя было доверить ни коду, ни шифру, ни телеграфу, ни телефону, ни радио, — сокровенные замыслы и предначертания советского командования. Это он первым опустился на Малую землю, к народным мстителям — доблестным партизанам, и связал их с Большой землей.
«Рус фанер» — с презрением и издевкой отзывались о нем в первые дни войны гитлеровцы. Но когда они познакомились с ним вплотную, когда он стал отбивать у них аппетит и превращать спасительную ночь в яркий и беспощадный день, они начали называть его не иначе, как «стоячая смерть».
Я питал большую любовь к этой маленькой и удобной, нетребовательной и выносливой, безотказной и маневренной машине. Она оказала мне при полетах в тылы врага много неоценимых услуг. Я предпочитал ее любой другой машине. Но, признаюсь честно, когда в эту ночь повис в ней над линией фронта, то особого удовольствия не испытывал.
Подо мной внизу кипел тяжелый бой, разгоревшийся с вечера. Басовито ухали дальнобойные пушки, и разрывы снарядов угадывались по взметавшимся вверх языкам пламени, взлетали ракеты, освещая все вокруг мертвенным светом, огненный пунктир трассирующих пуль чертил воздух, что-то горело, и огонь метался из стороны в сторону.
Попав под многослойный зенитный огонь, «утенок» жалко вздрагивал всем своим хрупким телом. На нижних плоскостях появились пробоины. Но он, словно преисполненный презрения к смерти, упорно полз через линию фронта.
Нас спасало лишь то, что немцы били наугад, так как после первого выстрела летчик почти совсем сбросил газ, и мы плыли бесшумно. Но зато мы теряли высоту и снижались.
Я вздохнул облегченно не тогда, когда огонь, преследовавший нас, остался позади, а когда снова услышал мотор, заработавший на полных оборотах. Значит, все обошлось и на этот раз. И на этот раз «утенок» оправдал себя.
Потянулась территория, захваченная противником. Летчик внес поправку в курсе, взял правее, и спустя некоторое время я увидел внизу сигналы Криворученко. Пять костров, выложенных в форме конверта, показались мне маленькими светящимися точками. Самолет шел на них, сделал разворот, и мне подали сигнал.
Я удачно сбросил мешок с грузом, а сам немножко замешкался. Я зацепился лямками за что-то в кабине и прыгнул на несколько секунд позднее, чем следовало. И эти несколько секунд обошлись мне очень дорого.