- Молодой человек! - воскликнул Павел, подскакивая с кресла. - Вы что себе позволяете?!
Не успевший снять камзол Эмиль замер. Его и без того бледное лицо побелело еще больше.
- За кого вы меня принимаете?! - в голос крикнул Павел, подавляя искушение хватить об пол одну из пустых чашек. - Мой двор и так полон развратников, а тут еще вы!.. Немедленно оденьтесь!
- Экселенц… - обморочно произнес мальчишка, натягивая камзол обратно на плечи. Павел хотел сказать еще очень многое: как ему посмели вообще предлагать подобную непристойность, за содомский разврат в империи скоро впору будет вводить тюремное заключение или вовсе расстрел, ибо невозможно иначе удержать падение нравов… Но все слова застыли на языке, когда Эмиль рухнул на пол, словно кто-то ударил его под колени, и, закрыв лицо руками, затрясся, как в лихорадке.
Павел начал медленно что-то понимать. Вся злость испарилась мгновенно, будто и не было ее вовсе.
- Молодой человек, - произнес он, приближаясь к не поднимающему головы мальчику, - кто надоумил вас сюда прийти с такими… предложениями?
- Его превосходительство Фердинанд фон Гомпеш, - прошептал Эмиль, не отнимая рук.
Понимая, что предчувствие не обмануло его, Павел попытался было поднять мальчишку с пола, но тот неожиданно резво подскочил сам и вцепился в него с такой отчаянной силой, словно боялся, что умрет, если его пальцы разомкнутся.
- Пожалуйста, пожалуйста, экселенц, - забормотал он, впервые поднимая взгляд; Павел смог заметить в его глазах каемку слез и тонкие, почти незаметные угольные линии над ресницами, - пожалуйста, только не оставляйте меня на улице, я не знаю, что мне делать, все, что угодно, все, что захотите…
Теряя даже для себя смысл его слов, Павел попытался отцепить от себя несносного мальчишку, но его попытки успехом не увенчались, и именно в этот момент дверь кабинета повторно открылась.
- Простите, государь, - раздался пораженный голос Анны, - я не помешала вам?
Она стояла в дверном проеме, не переодевшаяся с приема, и широко раскрытыми глазами наблюдала за открывшейся ей картиной. Павел ощутил себя дураком. Даже не так - дураком вдвойне. Ибо более неловкой ситуации и представить было нельзя.
- Анна, - произнес он сдавленно, все-таки отстраняя от себя сразу обмякшего, покорно склонившегося мальчишку, - простите, Анна, сегодня ничего не выйдет. Могу я вас попросить? Успокойте этого юношу. А мне нужно приняться за одно неотложное дело.
- Конечно, государь, - пробормотала Анна и отступила, а Павел, как подстегнутый невидимым ударом, выбежал из кабинета - приказать, чтобы ему немедленно привели австрийца, пусть хоть даже вытащив его из постели. С каким-то наслаждением он думал, как лично свернет шею этой лживой, развратной сволочи, но, как выяснилось, Гомпеша во дворце уже не было.
Первый раз я проснулась посреди ночи, почувствовав невыразимое облегчение от того, что могу, хоть и вяло, шевелиться. Но моя попытка перевернуться на другой бок обернулась упавшим в горло ужасом, когда я ощутила на спине тепло от чужой руки.
Боясь того, что увижу, я приоткрыла глаза. Мои худшие опасения подтвердились: мы с моим квартирантом лежали, нежно обнявшись, и он, как ни в чем не бывало, мирно сопел, лениво прижимая меня к своей груди. Впрочем, сон его был нарушен спустя секунду, потому что я почти в голос завопила:
- Ваше Величество!
- А? Что? - он проснулся мгновенно, приподнялся на локте и уставился на меня, как на сумасшедшую. - Натали, вы пришли в себя?
- Да… что… вы что, меня… - я даже цензурного эквивалента не могла подобрать тому, что вертелось у меня на языке. Все усугублялось тем, что я очень плохо помнила события вчерашнего вечера: а вдруг, и правда…
Павел сонно моргнул. Кажется, до него с трудом дошло, что я имею в виду.
- Что? - спросил он, глядя на меня недоуменно. - Прямо сейчас?
Я чуть не умерла на месте. Как обычно в таких ситуациях, мы с ним друг друга не поняли.
- О чем вы? - спросила я слабо. - Что-нибудь было?
- Вы упали в обморок, - проговорил он, обваливаясь обратно на подушку. - Я отнес вас сюда, а потом уснул…
- И все? - я вцепилась в его локоть. - Точно все?
- И все, - подтвердил он совершенно честным тоном, и у меня отлегло от сердца. - А что еще вы хотели услышать?
- Ничего, - радостно подтвердила я, ненавязчиво отодвигаясь. - Ровным счетом ничего, Ваше Величество.
Моя попытка отстраниться успехом не увенчалась: он тут же придвинулся обратно и вновь обнял меня. Я замерла, но нет, за объятиями ничего не последовало, он только сказал что-то вроде: “Спите спокойно” и вновь отрубился. Решив не искать никакой подоплеки в том, что происходит, я осторожно прижалась к нему и чувствуя, как в меня мелкими толчками льется живительное тепло, сочла за лучшее тоже уснуть.
Утром от моей слабости остался лишь маленький след: проще говоря, я проснулась с ощущением, что вчера немного перепила, но не более. Павел проснулся мигом, едва я предприняла попытку выползти из-под его руки.
- Доброе утро, - лучше всего было улыбнуться и сделать вид, что все нормально. Очевидно, он пришел к такому же выводу.
- Доброе. Как вы себя чувствуете?
- Нормально, спасибо, - я откинула одеяло и, убедившись в том, что джинсы с меня не снимали, вылезла из кровати. - Чур, я первая в душ!
- Как вам угодно, - добродушно ответил он и потянулся. Как выяснилось чуть позже, мне впору было подозревать его в спланированной диверсии, потому что, несмотря на то, что я выкрутила горячую воду почти на полную, из душа на меня хлынула ледяная. Взвизгнув, я почти вывалилась из ванны, и тут только вспомнила, что уже неделю на двери подъезда висит объявление о плановом отключении.
- Вот хрень, - стуча зубами, я кое-как натянула одежду, вернулась в спальню и юркнула обратно под одеяло. Павел тут же поинтересовался:
- В чем дело?
- Сходите и посмотрите, - ответила я, закутываясь плотнее. - Горячей воды нет. Придется греть…
Его этот факт не смутил ничуть: из душа он вернулся основательно посвежевший, прямо-таки цветущий. Подумав, что он пятнадцать минут кряду поливал себя из ледяного душа, я невольно поежилась. Что за человек…
А человек ли?
- Вы хотите есть? - спросила я, вспомнив о том, что говорила мне Люда, и высыпала себе в тарелку кукурузные хлопья. Он ответил своим обыкновенным тоном:
- Конечно, с удовольствием.
Я попыталась найти в его интонации хоть малейшую долю принужденности, но не вышло. Может, Люда ошиблась? Я некстати вспомнила, как в первое воскресенье своего пребывания в квартире Павел поднял меня в жуткую рань, потому что, видите ли, пора было идти на церковную службу. Ответ, что я не верю в бога, оскорбил его до глубины души, но более он ко мне с этим вопросом не подступался. Что ни говори, а такое поведение отнюдь не выдавало в нем нечисть. Даже наоборот. С другой стороны, он мог вовсе и не в церковь идти, но зачем было звать меня с собой?..
Разрываясь от сомнений, я налила две чашки кофе.
- Вы чем-то обеспокоены, - заметил Павел, отпивая. - Что вчера произошло?
- Неважно, - бросила я. Какие объяснения я могла ему предложить? У меня их не было, я не могла понять, каким образом в этом несчастном городе стало на одного воскресшего из мертвых больше. Впрочем, я от души надеялась, что Пален, не найдя себе пристанища, окончил вечер в отделении милиции. В конце концов, не все в Питере настолько добросердечны, как я.
- И все же? - Павел не отставал. - Когда я пришел, вы были не в себе. Как будто вас кто-то… выпил.
Я сорвалась. Все эти сомнения, волнения и прочее - слишком не для меня. Я всегда знала, что у меня слабый характер, я плохо переношу потрясения, а последнее время в моей жизни их было слишком много. И меня прорвало.
- Да какая вам разница? - рявкнула я, резко отставляя в сторону чашку. - Со мной такое уже было, и вас это волновало куда меньше!