- Хм… пять тысяч долларов вас устроит?
Андрей тут же закивал, взял у Рыжего визитку с обещанием прислать номер моего счета, а мне, несмотря ни на что, захотелось в голос засмеяться. Кто бы мог подумать, что эта история закончится тем же, с чего и началась. И мое желание отказываться от денег резко куда-то улетучилось, ибо я тут же поняла, какое наилучшее применение можно им найти.
- Сорбонна? Ты не шутишь? - когда я озвучила свою мысль Андрею, он даже споткнулся. Я с улыбкой до ушей кивнула.
- Ага. Хочу свалить туда по обмену. Хотя бы на семестр.
- Ты же языка не знаешь…
- И что? К третьему курсу выучу, - беспечно отозвалась я и приложилась к бутылке пива, которую Андрей мне купил в первом встреченном нами магазине. Сам он с увлечением глушил какую-то слабоалкогольную химическую гадость, но мне отчего-то совсем не хотелось его отчитывать. На душе было так легко и свободно, будто я наконец-то нашла то, к чему давно и неосознанно стремилась. Пожалуй, я даже могла назвать себя почти счастливой.
- А я думал, ты ненавидишь французский, - заметил Андрей, когда мы перешли Невский и направились к моему дому. Я пожала плечами:
- Считай, что мое мнение изменилось.
- Да тебя прямо облагородили, я погляжу.
- Работал специалист, - засмеялась я. Андрей, судя по выражению его лица, хотел сказать что-то обиженно-ревнивое, но встретился со мной взглядом и передумал, только со смешком махнул рукой. Свой путь мы закончили без приключений, и у подъезда я, зашвырнув в урну пустую бутылку, начала прощаться.
- Точно не хочешь, чтобы я поднялся? - с беспокойством уточнил Андрей, заглядывая мне в лицо. Я постаралась придать своему лицу как можно более непринужденное выражение, хотя при мысли о том, что мне предстоит одной подняться в опустевшую квартиру, меня начинала грызть изнутри лютейшая тоска.
- Точно, точно. Я сама. Все хорошо.
- Что-то мне слабо верится, - буркнул Андрей, но все-таки, оставив мне на прощание долгий поцелуй, ушел. Я еще несколько минут стояла у дверей, глубоко и размеренно вдыхая свежий вечерний воздух, прежде чем зайти в дом. Лифт, как обычно, не работал, и на свой этаж я поднялась пешком, привычным жестом отперла квартиру, и тут ощутила под ковриком что-то маленькое и твердое.
Это оказалась связка ключей - тех ключей, которые я четыре месяца назад выдала новоиспеченному квартиранту. Не понимая, зачем было оставлять их под ковриком, я бросила их на полку в прихожей рядом со своими собственными. “Не буду думать об этом сегодня. Подумаю завтра”, - решила я, сбрасывая балетки и проходя на кухню. День выдался, пожалуй, самый насыщенный в моей жизни, но, несмотря на залившее меня утомление, спать мне хотелось меньше, чем выпить чашечку кофе.
Я держалась из последних сил, то и дело натыкаясь взглядом на следы чужого присутствия: повернутые ручками в одну сторону чашки на полке, застарелый след от клея на подоконнике, записка на холодильнике, извещавшая меня о том, что молоко закончилось. Стараясь не дать воспоминаниям истерзать себя заново, я поставила нагреваться турку и тут увидела на столешнице рядом с плитой запечатанный бумажный конверт. Не представляя себе, что может оказаться его содержимым, я разорвала бумагу и, перевернув конверт, обомлела.
На столешницу высыпались деньги: шесть купюр по пять тысяч рублей. Еще две спланировали мне под ноги. Сорок тысяч. Квартирная плата за четыре месяца.
Я вспомнила про оставленные под ковриком ключи и, обхватив себя за локти в нелепой попытке защититься от чего-то, опустилась на пол и тихо, безнадежно завыла. Это не было рыданиями - слезы у меня уже кончились, осталась только возможность издавать глухой, протяжный звук, который может принадлежать разве что тому, кого ранили точным, смертельным ударом и оставили так умирать.
Дверь квартиры распахнулась, и я, подхваченная на секунду безумной мыслью, вскинула голову. В голове метнулся какой-то невменяемый бред: “Пожалуйста, пусть случится чудо”. Что будет тогда, я предположить не успела, ибо последняя надежда угасла, хоть и не подкосила меня отчего-то окончательно. На пороге кухни стоял Андрей.
- Ты… ты зачем пришел? - икнула я, чувствуя подступающий к горлу ком. Вместо ответа он подошел ко мне и легко, как пушинку, поднял с пола.
- Я же тебе говорил, что не брошу, ну…
- Ты.. ты… - я хотела сказать “ты все время что-то обещаешь”, но не выдержала-таки, разрыдалась. Оказалось, что слезы у меня еще остались, и в изобилии, и я насквозь пропитала ими рубашку Андрея, пока он, нашептывая что-то успокаивающее, бережно гладил меня по волосам.
- Ладно, Нат, хватит, - сказал он, когда я несколько поутихла и даже попыталась от него отстраниться. - Все уже кончилось… садись, я сам кофе сделаю…
Он помог мне опуститься на стул, будто боялся, что я упаду, если сейчас меня отпустить. Думаю, он был недалек от истины.
- Ты умеешь делать кофе? - слабо спросила я севшим голосом.
- Нет, - ответил он и вдруг мне подмигнул. - Но никогда не поздно научиться… о, а это что за бабки?
Я увидела, как он перебирает в руках эти злополучные сорок тысяч, и ощутила внезапный порыв вырвать из его рук купюры, разорвать их на мелкие части и отправить в мусорный бак.
- Квартирная плата, - ответила я, отворачиваясь. - Павел оставил.
- Охренеть, сорок штук, - пересчитав деньги, Андрей запихнул их обратно в конверт. - И что ты с ними делать будешь?
- Отдам музею, - отрезала я. - Убери их, я не хочу их видеть, мне противно.
Как ни странно, Андрей не стал спорить, а бросил чертов конверт на дно ящика с посудой. Самое лучшее решение - пусть полежит там, а потом я наберусь сил, достану эти деньги и передам Русскому музею в качестве добровольного пожертвования.
- А я думал, он копит, - как бы невзначай сказал Андрей, ставя передо мной чашку кофе - я глотнула и подумала, что лучше бы выпила растворимый.
- На что? - спросила я, стараясь не дать себе закашляться.
- На ринопластику, - усмехнулся он, высыпая в свою чашку три ложки сахара. - Я ему буклетик подкинул, подумал, ему будет интересно…
- Ты безнадежен, - сказала я.
- Не, а что такое-то? - делано возмутился Андрей. - Я почитал, он дико комплексовал из-за своего носа, подумал, пусть исправит…
- Нормальный у него нос, - безжизненно откликнулась я и коротко прибавила, почуяв, что в моей фразе чего-то не хватает. - Был.
Андрей фыркнул.
- А он так не считал. Просто уничтожил меня взглядом, когда я ему эту рекламу дал…
- Андрей, - тихо, даже не надеясь, что до него дойдет, проговорила я, - он умер.
- Ната, милая, - так и есть, не дошло, - он двести лет назад умер. И вообще, в такие моменты я начинаю подозревать…
- О, только не начинай.
- А что? Между прочим, в историю с фотосессией я так до конца и не поверил.
Я только отмахнулась.
- Да прекрати уже. Лучше скажи вот что…
- М? - Андрей отпил из чашки и, кажется, подавил искушение вывернуться наизнанку.
- Твое мнение по поводу произошедшего?
- Ну… - Андрей думал недолго. - Это был какой-то пиздец, но я, если честно, так ни хрена и не понял.
- Сказать по правде, аналогично, - подумала я, прихлебывая намешанную им отвратительную бурду.
Ночь заканчивалась, так и не начавшись, и небо над Петербургом осветили первые лучи солнца. Я смотрела в это небо, чувствуя, что начинаю неуловимо задремывать, и сквозь подкатывающую пелену сна понимала, что оно напоминает чей-то бездонно-ясный, устремленный на меня внимательный взгляд. Под этим взглядом горечь отступала, как будто кто-то ласковой рукой ограждал меня от нее, и на смену ей приходило ясное и простое осознание того, что печаль по тому, кого уже не вернуть, явно не стоила жирного креста, который я, замкнувшись в собственных терзаниях, явно вознамерилась на себе поставить.
- Приключение, блин, - продолжал бухтеть Андрей, давя один за другим зевки. - Парням расскажу - не поверят же…
- Лучше не надо, - усмехнулась я и, поднявшись, взяла его за руку. - Вот что, пошли спать, а то ты сейчас мордой в стол упадешь.