Дыхание. Вашу мать, он дышал. Он умер давным-давно и дышал!
Это не укладывалось у меня в голове, в моих заточенных под рациональное мышление мозгах. В мою картину мира, которую я любовно выстраивала почти девятнадцать лет, определенно не вписывалось то, что те, кого совершенно точно убили, могут сидеть, смотреть и, мать вашу за ногу, дышать. Мое сознание не хотело воспринимать то, что услужливо подкидывало ему зрение. Проще говоря, я глазам своим поверить не могла. Поэтому, наверное, и задала глупейший из возможных вопросов.
- Вы кто?
Он посмотрел на меня, как на конченную идиотку, и сморгнул. Точно живой. Зомби не моргают.
- Вы кто?! - повторила я, ощущая, как из горла против воли вырывается истерический смех. Пожалуй, чтобы окончательно подтвердить, что он жив-живехонек, бывшему призраку оставалось лишь заговорить.
И он заговорил - тихо и сбивчиво, с явным трудом стараясь сделать ослабший голос твердым.
- Я полагал, что вам это известно, раз вы именовали меня согласно моему титулу.
- А-а-а-а, - только и ответила на это я. Вообще, это должен был быть вопль ужаса, но в последний момент я вопить передумала, хоть нервы и были напряжены до такой степени, что меня всю колотило. Впрочем, у меня в запасе был один проверенный способ справиться с нервной дрожью.
Как хорошо, что я все время забывала выкинуть полупустую сигаретную пачку из сумки. И пошли к черту все заявления о здоровом образе жизни, когда такое творится.
Молча бывший призрак наблюдал за тем, как я достаю сигарету. “Может, он тоже хочет?” - мелькнула у меня мысль. Курили уже в его время или нет? Впрочем, если я спрошу, ничего не случится.
- Вы курите? - осведомилась я, протягивая ему пачку. Он посмотрел на нее несколько озадаченно и коротко качнул головой.
- Нет, благодарю.
- Ну и правильно, - унимая дрожь в руках, я щелкнула зажигалкой. - Я тоже… неделю не курила… с-с-сука…
Подплывший к нему сгусток дыма он (не знаю почему, но мне было сложно даже про себя называть его по имени) разогнал взмахом ладони и закашлялся. Я некстати вспомнила, что пассивное курение тоже сокращает продолжительность жизни. Какая злая ирония.
Молча мы сидели несколько минут. Не знаю, о чем думал он. Лично я - ни о чем. Просто наблюдала, как медленно тает, обращаясь в пепел, сигарета в моих пальцах и изредка бросала взгляды на светлеющее небо. В мыслях моих царила совершеннейшая пустота.
Надо было ехать домой. Хорошенько выспаться, помириться с Андреем и забыть обо всем, как о страшном сне. Рассказывать, конечно, никому нельзя, а то меня в дурдом упекут. А о том, какие нравы царят в психушках, я знаю не понаслышке, писала статью для какой-то газетенки полгода назад. И могу авторитетно заявить: в нашей стране лучше быть мертвым, чем сумасшедшим, ибо смерть лучше той “заботы”, которую оказывают нашим больным в специализированных учреждениях. Ну уж нет, в психушку я не хочу. Но домой возвращаться в любом случае надо было.
Силы у меня все-таки нашлись, и со скамейки я поднялась даже бодро.
- Ну что, - пробормотала я, пытаясь натянуть на лицо улыбку, - мне пора. До свидания, удачи вам.
С безразличным видом он кивнул, и я почти что бегом бросилась через двор. Но порадоваться тому, что меня не стали задерживать, у меня почему-то не получилось. Собственно, и хватило меня лишь на то, чтобы пересечь двор лишь наполовину - какое-то странное чувство, неожиданно занывшее в груди, стало совсем непереносимым. И что-то подсказало мне, что, если я сейчас уйду, то с чувством этим проведу весь остаток дней своих.
Я обернулась. Он сидел все так же на скамейке, не меняя положения, и невидящим взглядом смотрел куда-то в пространство. Я не была даже уверена, может ли он осознавать то, что происходит вокруг - судя по всему, потрясение очень уж крепко выбило беднягу из колеи. И мне показалось почему-то, что никуда он с этой скамейки не уйдет. Просто потому, что идти ему некуда. Родственников у него нет - приезжал, конечно, к нам какой-то придурок из-за границы, назывался сыном чудом спасшейся царевны Романовой, но если это был царский потомок, то я римский папа. Замок же императору уже давно не принадлежит, и вздумай он заявить на него свои права, мигом окажется в уже упоминавшемся мной сумасшедшем доме. Церемониться там с ним не станут - обколят всякой гадостью, превратят в овощ. Стоило ради этого воскресать из мертвых? Да лучше сразу пойти и повеситься…
Странно, но я действительно испугалась, что он пойдет вешаться или хоть в Неве топиться, хотя какое мне до него дело, казалось бы. Но, наверное, проявился какой-то давно оставленный матушкой в моем воспитании пробел, не приличествующий современному человеку: того, кто угодил в беду, бросать никак нельзя.
- Я просто псих, - пробормотала я себе под нос и, на ходу вытаскивая очередную сигарету, пошла обратно.
Во взгляде Павла отразилось мимолетное удивление, когда он увидел, что я вновь приближаюсь к нему. Я сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду.
- Ваше Величество… - странно было обращаться так к человеку, но не по имени-отчеству же его звать, в самом деле. Особенно если учесть, что отчества его я не знаю.
- Что вы хотели? - спросил он тяжело. Я в очередной раз поразилась сама себе, но отступать было уже некуда.
- Куда вы собираетесь идти?
На его лице на мгновенье появилась кривая улыбка. И ответил он мне совершенно честно:
- Никуда, сударыня.
Как будто у него были хоть какие-то варианты, куда можно пойти. Я закусила губу. Жалость когда-нибудь меня погубит.
- Пойдемте, - пробормотала я совсем тихо, протягивая руку. - Пойдемте со мной.
Для пущего дополнения картины начал накрапывать мелкий дождь. Какой же, в самом деле, выдался мерзкий март в этом году.
До Павла будто с трудом дошли мои слова. Но решимость моя, вопреки ожиданиям, не таяла с каждой секундой а, напротив даже, крепла. Последнее время я нечасто ощущала, что поступаю правильно, и это был как раз тот случай.
Повисшая пауза длилась недолго. Я даже моргнуть не успела, как он поднялся со скамейки и, неожиданно схватив мою протянутую ладонь, поднес ее к губам.
- Je serai reconnaissant infiniment, - произнес он какую-то полную, судя по всему французскую, белиберду. Наверное, это было выражением благодарности. Я об этом тогда не особо подумала - у меня от смущения запылали уши.
- Да я… да не… да не за что, - выдавила я, почти что отнимая руку. - Пойдемте скорее.
Объяснить ему, что из языков знаю только английский, русский и русский матерный, я решила чуть попозже.
Наверное, мы представляли из себя странную парочку - взъерошенная молодая девчонка и с ней мужчина средних лет, одетый, как будто только что со сборища ряженых, в какой-то мундир, и вдобавок ко всему шарахающийся от проезжающих мимо редких машин. Неудивительно, что бомбилы не горели желанием притормаживать. Удача улыбнулась нам только спустя минут двадцать моих прыжков у обочины с пятисотрублевой купюрой в руках: рядом остановилась убитая в хлам “девятка”.
- Куда едем? - подозрительно покосившись на моего спутника, осведомился водила.
- Гони на Садовую, - приказала я, распахивая заднюю дверь. - Дальше покажу.
- Платишь сколько?
- Пятихат.
Никогда в здравом уме я бы не отдала столько за пятиминутную поездку, но было не время торговаться. При виде заветной бумажки глаза водителя загорелись, и он энергично кивнул. Еще бы, нечасто сваливается такая удача.
- Ваше Вел… - я на секунду осеклась, подумав, как это будет выглядеть со стороны, но потом решила, что за пятьсот-то рублей водила может и не такое стерпеть. - Ваше Величество! Садитесь!
С явной опаской Павел приблизился к машине. Судя по тому, как он пораженно осмотрел металлический корпус, в его время о подобных чудесах техники и не задумывались. Но был не лучший момент для того, чтобы объяснять принцип работы двигателей внутреннего сгорания.
- Садитесь, - повторила я почти умоляюще, - пожалуйста. Это совершенно безопасно, клянусь.