- Иду, иду! - послышался со двора звонкий девичий голос, проделанная в воротах дверь тут же приоткрылась, но я не успела разглядеть, кто встречает нас - на меня ринулось нечто огромное, косматое, черное, оскалившее зубы.
- А-а-а-а! - заорала я не своим голосом и отпрыгнула в сторону в наивной вере, что тщедушная фигура Робеспьера сможет послужить мне достаточной защитой. Тут я впервые услышала, как он смеется - тихим, шелестящим смехом, похожим на звук разрываемого листка бумаги.
- Не бойтесь. Это всего лишь Браунт.
Браунт оказался псом, по габаритам больше напоминающим пони. Свесив язык набок от восторга, он прыгал вокруг Робеспьера, всеми доступными собаке способами выражая свою радость. И миловидная темноволосая девушка, открывшая нам дверь, тоже буквально светилась; думаю, был бы у нее хвост, она бы тоже виляла им изо всех сил. На меня она обратила внимание не сразу, пока за нее это не сделал Робеспьер:
- Познакомься, Элеонора, это Натали.
Глядя на девушку, можно было сказать, что в ней выключили какую-то лампочку. Один взгляд на меня - и улыбка стекла с ее лица, будто кто-то стер ее тряпкой.
- Очень приятно, - произнесла Элеонора настороженно и посторонилась, освобождая нам путь. Почувствовав между лопатками ее прямой подозрительный взгляд, я невольно поежилась. Но она ничего не сказала, разве что быстрым шагом обогнула нас, пока мы пересекали узкий внутренний двор, и первая юркнула внутрь дома, в дверь, из-за которой доносился приглушенный гомон голосов.
- Вот и пришли, - заметил Робеспьер. Но у меня это не вызвало никакого энтузиазма; напротив, под ложечкой противно засосало. Куда он меня привел, и, главное, зачем? Сейчас я окажусь посреди общества, которое мне совсем незнакомо, где говорят на языке, который я, успев выучить, не умею еще толком использовать, где меня засыплют какими-то вопросами и неизвестно что от меня потребуют… тут у меня по щекам снова покатились слезы, и я быстро вытерла их краем рукава, чтобы он не увидел. Слава богу, в полутьме это было легко.
- Ну что же вы? - Робеспьер закономерно удивился, почему я торможу. - Заходите.
Больше всего мне хотелось развернуться и сбежать, как в последней попытке оттолкнуть то, что сегодня утром столь неожиданно обрушилось на меня. Сбежать и бродить по улицам, пока усталость вовсе не подкосит меня. Может быть, я проснусь, и все будет по-прежнему? Но объяснять это смысла не имело, да я и не знала, как.
Пробормотав что-то неразборчивое, я набрала в грудь воздуху и шагнула в дом. И тут же содрогнулась всем телом, услышав, как за моей спиной будто упало что-то тяжелое, железное и неумолимое, отрезавшее меня непреодолимой стеной от всего, что было со мною раньше. Я готова была поклясться, что действительно слышала металлический лязг и ощутила, как слабый порыв ветра пошевелил мне волосы, пустив по спине ворох мелких мурашек, но это, конечно, было лишь глюком, который мне подкинул уставший за этот бесконечно длинный день мозг. Все, что случилось на самом деле и что так приукрасило мое не к месту разыгравшееся воображение - Робеспьер зашел в дом следом и закрыл дверь.
Помещение, где я очутилось, было чем-то вроде столовой и почти пустовало, разве что у накрытого скатертью стола в центре комнаты суетилась, расставляя тарелки, девушка чуть младше меня, и помогала ей знакомая мне уже Элеонора. Завидев меня, она чуть заметно пожала губы и ткнула девушку с тарелками в бок. Та тут же отвлеклась от своего занятия, устремила пытливый взгляд сначала на меня, затем на Робеспьера и, кажется, еле удержалась от того, чтобы прыснуть в кулак.
- Добрый вечер, Максимилиан, - вместо этого со всей возможной вежливостью сказала она. - А кто это с вами?
- Это Натали, - Робеспьер будто хотел добавить еще что-то, но не смог подобрать нужного слова, чтобы наиболее полно меня охарактеризовать. - Натали, познакомьтесь, это Элизабет, сестра Элеоноры.
- Очень приятно, - пискнула я, пытаясь дружелюбно улыбнуться, но Робеспьер заглушил мою несмелую попытку наладить контакт:
- Где мадам Дюпле? Мне надо с ней поговорить.
- В гостиной, - девушки синхронно кивнули на дверь, ведущую вглубь дома, и мой спутник, послав мне напоследок нечто, что долженствовало быть ободряющей улыбкой, а получилось какой-то издевательской гримасой, скрылся за ней. Я осталась одна и неожиданно ощутила себя брошенной посреди бескрайней пустыни.
Молчание было неуютным. Элизабет что-то шепотом сказала сестре на ухо, скорее всего, имея в виду мой странный вид. Элеонора кивнула и ответила, не сводя при этом с меня взгляда. Выражение его мне было хорошо знакомо: меня пытались оценить как потенциально опасную соперницу, и это мне не понравилось вовсе.
- Эм… - я хотела что-нибудь сказать, но не смогла придумать, что, и фраза заглохла, так и не начавшись. Элизабет хихикнула, но в усмешке ее не было насмешливости. Думаю, эта дурацкая ситуация просто-напросто стесняла ее так же, как и меня.
- Тебя зовут Натали? - вдруг спросила Элеонора. Интонации у нее были мягкие, как и весь ее облик, даже ревнивая желчь, исходившая от нее буквально волнами, не затрагивала ее голос. Я кивнула.
- Ну да.
- И откуда ты?
- Я из… из Польши, - ответила я, решив придерживаться той версии, что приписали мне в тюрьме. Господи, и всего несколько часов назад я была в тюрьме! Я ощутила, что голова у меня начинает идти кругом, и от девушек это не укрылось.
- Тебе нехорошо? - тут же спросила Элизабет, отставляя тарелки и приближаясь ко мне. Ничуть не смущаясь, она взяла меня за руку - даже в сравнении с моими ее ладони казались крохотными, - затем обеспокоенно заглянула мне в лицо. - Ты такая бледная! И руки холодные… присядь, хочешь воды?
- Хочу, - ноги не держали меня больше, я опустилась на ближайший стул и тут только ощутила, что в горле раскинулась тягостная сухость. - Спасибо…
Элизабет переглянулась с сестрой. Взгляд той постепенно оттаивал - теперь вместо подозрения там было скорее сочувствие. В итоге Элеонора и подала мне стакан с водой - я осушила его залпом, стараясь не думать о том, откуда эта вода взялась и что в это время о способах очистки, конечно же, ничего не слышали. Но вода была потрясающая, ледяная до того, что у меня зубы сводило, и я, наплевав на скромность, попросила еще.
- Сейчас принесу, - Элеонора взяла стакан, и тут из-за двери раздался резкий женский окрик:
- Нора, подойди на секунду!
- Да, мама! - ответила она и с извиняющейся улыбкой вышла. Мы с Элизабет остались вдвоем. Наверное, мне надо было завязать разговор, но я неожиданно почувствовала, что слова не могу выговорить. Меня колотило.
- Бедная, - пробормотала девушка, снова беря меня за руку. - С тобой что-то случилось? Ты попала в беду?
Стараясь не стучать зубами, я кивнула. Элизабет попыталась приободрить меня:
- Не волнуйся, Максим тебе поможет. Он самый добрый человек на свете, вот увидишь.
Пусть мне и было плохо, пусть из-за всех пережитых потрясений мозги работали со скрипом, но у меня создалось четкое впечатление, что я угодила куда-то в параллельную реальность. Робеспьер - самый добрый человек на свете? В таком случае, если следовать логике Элизабет, Гитлер в ее понимании был святым, либо должен был существовать какой-то другой Робеспьер.
Тем временем дверь, за которой исчезла Нора, приоткрылась, и я услышала тихий голос того, кто привез меня в этот дом:
- Я надеюсь на твою доброту… ей пришлось проделать долгий путь…
- Я это заметила по ее виду, - смиренно отозвалась Элеонора, - не волнуйся, она будет как дома.
- На тебя в таких делах можно положиться, я знаю, - удивительно, но голос Робеспьера будто зазвучал на пару градусов теплее. Когда Элеонора спустя секунду появилась на пороге комнаты, на щеках ее играл игривый румянец.