- Натали! - бодро позвала она. - Пойдем, я дам тебе, во что переодеться.
Давно я не ощущала себя такой разбитой: все, чего я хотела - залезть под душ, смыть с себя тюремную грязь и вонь, а затем юркнуть под теплое одеяло и не просыпаться по крайней мере дня два. Но пришлось все-таки превозмочь сковавшую тело усталость, подняться на ноги и двинуться за Норой следом к узкой, скрипящей лестнице.
- Ты так странно одета, - заметила моя провожатая, когда мы зашли в комнату, имеющую такой вид, какой имеют все девичьи спальни, где, вдобавок ко всему, обретается не одна, а сразу три жительницы. Пожалуй, не хватало только портретов звезд вроде Джастина Бибера над кроватью, а все остальное было в наличии: сваленные на прикроватных столиках книги и журналы, заставленное косметикой трюмо и, конечно, обширный шкаф, ломившийся от нарядов.
- Там, где я выросла, это нормально, - дипломатично откликнулась я. Элеонора удивилась:
- Неужели в Польше так одеваются?
- Да, - я совершенно не чувствовала угрызений совести по поводу того, что компрометирую целую страну. Нора, впрочем, приняла мой ответ как должное и принялась копаться в шкафу.
- Мои вещи тебе будут велики, - высказала она очевидный факт: пожалуй, ее габариты превосходили мои по крайней мере в полтора раза. Вместе с тем Нора не была толстушкой - скорее, просто обладала приятной и гармоничной пышностью форм, той самой, о которой я всю свою жизнь втайне мечтала. Я завистливо вздохнула, но Нора восприняла это по-своему:
- Сейчас, сейчас найду. О! Старое платье Бабетт подойдет?
- Наверное, - протянула я нерешительно, постепенно осмысливая масштабы надвигающейся на меня катастрофы. Мои худшие опасения сбывались: Нора вытащила из шкафа платье длиной до пола. Сколько помню себя, никогда не умела носить длинные юбки, всегда путалась в подоле, но и это было не самое худшее, что мне предстояло, ведь следом из шкафа появилось нечто, похожее на корсет, какого-то жуткого вида чулки и нечто, отдаленно напоминающее приснопамятные бабушкины трусы с начесом.
- Э-э-э, - я все-таки решила протестовать, - слушай, а нет чего-нибудь…
Элеонора с видом человека, выполнившего свой долг, закрыла шкаф и глянула на меня с искренним недоумением:
- Что?
- Ну, - я кивнула на одежду, разложенную ею на ближайшей кровати, - это ведь в одиночку не наденешь, да?
- Вообще можно, - засмеялась Элеонора, - но сложно. Я обычно прошу Бабетт меня зашнуровать…
Представив, как буду натягивать на себя всю эту сбрую, я ужаснулась. И почему только мне нельзя остаться в джинсах?
В этот момент в дверь комнаты постучали.
- Я могу войти? - донесся до нас голос Робеспьера.
- Заходи, конечно, - отозвалась Нора.
Он сделал от порога всего шаг, будто дальше идти стеснялся, и замер, глядя на меня. Мне от его взгляда показалось, что меня разложили на хирургическом столе и тщательно, вдумчиво препарируют.
- У вас все в порядке, Натали?
- Ну… вообще да, только… - я специально бросила еще один взгляд на корсет, чтобы решиться на следующую фразу, - я это не надену.
Нора вытаращилась на меня, изумленная до крайности:
- Не наденешь? Почему?
- Я не смогу это носить, - уперлась я, чуть наклоняя голову для лучшего эффекта. - Я не ношу длинные юбки, мне в них неудобно, и вообще…
- Но что же вы тогда предлагаете? - спросил Робеспьер немного растерянно. Мне достаточно было всего раз окинуть его взглядом, чтобы в голову мою пришла блестящая в своей гениальности идея.
- Думаю, что-нибудь из вашего придется мне как раз впору.
Элеонора издала такой звук, будто ей глоток воды пошел не в то горло. Макс смотрел на меня, как на сумасшедшую.
- Вы понимаете, сколько внимания будете привлекать подобным видом?
- Не буду, - парировала я. - Стяну грудь, сойду за парня.
Судя по виду Норы, такой аргумент вовсе не являлся для нее резонным, но я не видела уже смысла отступать. Робеспьер предпринял последнюю попытку:
- Но это же глупо.
- Нет, не глупо. Вам же не жалко?
- Мне? - переспросил он с видом, словно я чем-то его оскорбила. - Конечно, нет. Подождите минутку.
Когда он покинул комнату, Нора обратилась ко мне, кажется, еле сдерживая желание покрутить пальцем у виска:
- Зачем это? Над тобой смеяться будут!
- Мне все равно, - откликнулась я. - Зато мне будет удобно.
Элеонора только фыркнула и принялась убирать в шкаф так и не пригодившееся платье. Именно с того момента она, конечно же, утвердилась во мнении, что я странная, и сдвинуть ее с него не было возможно даже бульдозером. Но мне было все равно, что подумает обо мне Элеонора - я была на все сто уверена, что в корсете и платье я буду выглядеть еще более неуклюже и глупо, чем в мужском одеянии. Так у меня был хотя бы шанс не упасть на ровном месте, заплетя себе ноги собственной юбкой.
Помыться мне тоже соорудили удивительно быстро - о водопроводе, конечно, нельзя было и мечтать, но не время было привередничать, поэтому я обрадовалась и наполненной водой деревянной лохани, исполнявшей роль ванны. Тут меня все оставили в покое и я, неожиданно обрадовавшись своему одиночеству, разделась и погрузилась в воду.
Было самое время для того, чтобы попытаться хоть как-то осмыслить происходящее. Но все это было настолько фантастическим и невероятным, что мозг напрочь отказывался выдавать хоть какую-то логическую цепочку. Одно я знала точно - открыв дверь в квартире, которую сдал мне милый, улыбчивый старикашка, я отперла клетку, откуда на меня вырвались какие-то темные, уже полтора года поджидающие своего часа призраки. И теперь я полностью в их власти, остается лишь плыть по течению, надеясь, что удастся за что-нибудь уцепиться.
Или за кого-нибудь.
От пришедшей мне в голову мысли я вздрогнула, словно меня ударили. Может, Робеспьер и есть тот незнакомец с красными нарциссами? Тот, кто выхватил меня из воды на дороге Жоржа Помпиду?
Несколько секунд эта удивительная, дикая в своей абсурдности мысль даже казалась мне здравой. Но я резко остудила себя, вспомнив, как выглядят руки Максимилиана: белые, тонкие, явно никогда не поднимавшие ничего тяжелее чайной чашки. В восемь лет я, конечно, весила меньше, чем сейчас, но вздумай он вытащить меня из реки, думаю, скорее составил бы мне компанию в воде, чем спас. Нет, это точно невозможно.
Сопроводив последнюю мысль тяжелым вздохом, я решила отвлечься от невеселых размышлений и приступить к проблемам насущным. Так, вот это, кажется, мыло. А в этом флакончике что - лавандовое масло?..
В общем, я не смогла удержаться от искушения перепробовать все, и из воды вылезла благоухающая смесью разнообразных цветочных ароматов. Одеться было, конечно, сложнее, чем попросту влезть в джинсы, но моя собственная одежда за время пребывания в тюрьме потеряла всякий вид, и даже думать нельзя было о том, чтобы спуститься в ней к столу. Впрочем, то, что принес мне Робеспьер, хоть немного походило на привычный моему глазу мужской костюм, если не брать в расчет белые, украшенные подвязками чулки, вид которых вызвал у меня несколько минут здорового хихиканья. Кажется, последний раз я носила цветные колготки классе в пятом, не позже… ну, сейчас был самый подходящий момент для того, чтобы окунуться в прошлое.
Ощущая себя посвежевшей и даже немного взбодрившейся, я влезла в балетки - единственную вещь, оставшуюся от моего прошлого туалета, - посмотрела на себя в зеркало, осталась в принципе довольна и, чувствуя подступающий голод, направилась к лестнице вниз.
Тут, конечно, не могла не сыграть свою роль моя природная неуклюжесть. Ступеньки были довольно крутые, а я, ощутив божественный запах чего-то тушеного, донесшийся с первого этажа, заторопилась… в общем, я споткнулась и непременно прокатилась бы носом по полу, если б меня не подхватила появившаяся непонятно откуда, словно выросшая из стены фигура.
- Осторожнее!
С трудом осознавая, что падения удалось избежать, и усмиряя бешено заколотившееся сердце, я подняла глаза и тут же встретилась с чьим-то взглядом - обеспокоенным и, как мне показалось, слегка помутившимся. Обладателем этого взгляда был миловидный чувак, для парня выглядевший слишком солидно, а для мужчины - слишком молодо. Лицо у него было округлое и самое добродушное, и этом лишь усилило мое изумление, когда я заметила в нем почти зеркальное сходство с Робеспьером. Но этот парень ужаса отнюдь не внушал - напротив, у меня не вызвал никакого отторжения тот факт, что он сжал меня в своих руках и отнюдь не торопится отпускать.