– Раньше работала, господин офицер, а сейчас не знаю. После моего ареста могло многое измениться.
– Скажите, Тарасов, что же все-таки заставило вас перейти линию фронта?
– Желание жить, господин офицер, и ничего более, – словно на экзамене, громко произнес Александр.
Немцы переглянулись между собой.
– Служба безопасности рейха считает вас русским разведчиком. Вы знаете об этом?
– Не знаю, господин офицер, они мне об этом ничего не говорили. Мне кажется, что они в любом русском видят врага. Это вполне естественно: идет война.
Один из офицеров открыл папку и протянул ее другому офицеру. Тот, прочитав документ, сказал:
– Тарасов, я сейчас ознакомился с документом, составленным службой безопасности. Ваша фамилия находится среди тех, кто подлежит ликвидации. Здесь написано, что вы командовали ротой.
Тарасов побледнел. На его лбу выступила испарина.
– Господин офицер, я не знаю, почему я оказался в этих списках. Я не враг Германии и переходил линию фронта с надеждой, что смогу сохранить свою жизнь, а выходит, я ошибся и опрометчиво поверил Ивану, который рассказывал мне о сытой жизни в Германии. Что ж, за ошибки нужно…
– У вас еще будет время переговорить на эту тему со своим товарищем. Если хотите жить, то подпишите вот этот документ. Это ваше согласие на сотрудничество с германской разведкой.
Александр взял ручку и, не читая, подписался.
– Теперь вы можете пообщаться с товарищем. Затем вас покормят и отправят в одну из наших разведшкол. Вы меня поняли?
Тарасов кивнул. Когда из кабинета вышел офицер, он обнялся с Иваном.
***
Проценко долго рассказывал Тарасову о своих приключениях: о том, как проходил проверку, как некоторое время сидел в гестапо. Из его рассказа Александр понял, что их переход через линию фронта был воспринят немецкой разведкой неоднозначно. Многие из Абвера считали, что их побег из заключения был спланирован и организован НКВД, а сам Проценко был перевербован советскими чекистами.
– Тебя, наверняка, тоже трясли, как грушу? – поинтересовался у него Проценко.
– Да. Сначала со мной мирно беседовали, а потом начался разговор с пристрастием. Били профессионально, как умеют бить в подобных учреждениях. Мне кажется, что отбили почки и сломали несколько ребер. Я и сейчас кое-как передвигаюсь.
– Ты действительно плохо выглядишь, Саша. Но сам знаешь, кто сильнее, тот и прав. Месяц назад меня перевели из Варшавской разведшколы в Борисов, в филиал нашей школы. Я работаю там инструктором, но думаю, что это временное явление и меня снова отправят в Россию. Хочу похвалиться: руководство школы представило меня к награде. Знаешь, я бы сейчас снова вернулся в Казань: красивые там места.
– Зачем? Что ты там оставил такого, чтобы вновь подвергнуть свою жизнь риску? Может, какие-то ценности?
Проценко вздрогнул и посмотрел на Тарасова.
– Может, и ценности, Саша, и притом – большие. Я там подготовил немного для будущей жизни, а вот вывезти не смог. Меня тогда чекисты повязали. Часть ценностей пропала, а вот другая, думаю, осталась и поджидает меня.
– А ты, Ваня, попроси руководство отправить тебя туда. Добровольцы и немцам нужны.
– У нас так не положено. Это сразу вызовет интерес у СД. Сейчас они все подбирают к своим рукам. Наш шеф, Канарис, уже не такой, каким был до войны. Самое главное – он потерял доверие фюрера.
– Откуда ты все знаешь?
– Да немцы сами об этом болтают. Но это только между нами.
В комнату заглянул солдат и махнул им рукой. Они вышли из кабинета и, продолжая непринужденный разговор, направились вслед за ним. Проценко открыл дверь и первым вошел в помещение. Тарасов не сразу понял, что это была солдатская столовая.
– Садись и ешь, – предложил ему Иван. – Да не зыркай глазами по сторонам, здесь чужих людей нет. Тут будущие курсанты нашей разведшколы.
Среди сидящих за столами Александр увидел и Проскурина. Тот, заметив на себе пристальный взгляд Тарасова, покраснел и отвернулся в сторону.
– Что, кого-то из знакомых увидел? – спросил Проценко и улыбнулся.
– Отгадал, – ответил Александр.
Проценко, сняв с головы каракулевую шапку, сел за стол.
– Видишь, Саша, что делают с людьми голод и холод? Ничего удивительного. Это единственная возможность каким-то образом выжить в этих непростых условиях.
– Слушай, Ваня, а как ты нашел меня?
Проценко громко засмеялся, чем привлек к себе внимание военнопленных.
– Эх, Саша, Саша. Германия, это не Россия. У немцев каждый человек на учете. А если честно, то я о тебе узнал, лишь за полчаса до нашей встречи. Этот фильтрационный лагерь является своеобразным инкубатором для нашей школы. Я случайно увидел твою фамилию в списке на уничтожение и уговорил своих немецких руководителей пригласить тебя для беседы. Вот так-то, Тарасов. Если бы не я и не этот счастливый случай, лежал бы ты завтра во рву с прострелянным затылком. Выходит у тебя сегодня второй день рождения.