Зрительный зал пуст, а я смотрю на сцену сквозь толстые стенки прозрачной клетки, похожей на аквариум, вокруг которой левитируют дископодобные и круглые дроны, ощетинившиеся объективами камер и обклеенные цветными логотипами инфостраниц тельнета. Целый рой паразитарных насекомых, которые жадно высасывают мою душу.
Реальность – это жесткий комбинезон тревожного цвета тертой морковки, кружка с водой на маленьком столике и холодное прикосновение нейронаручников. Поле не активно, я могу двигать руками, но канареечно-желтые браслеты все еще охватывают мои запястья.
Перед молчаливо сидящим президиумом, под темно-синим занавесом с венцом звезд, стоит голографический гигант, укутанный в черный капор, стоит в позе оратора. Гладкое лицо без выражения, возраста и плоти, с чертами, что подошли бы памятнику бюрократии.
– Дело даже не в законах, а в основах нашей культуры, порядка и человечности, – голос из динамиков похож на громыхание молний, на проклятие, метаемое из глотки доисторического рассерженного бога. – О грубо изнасилованном святом принципе всесильности государства. Речь не о процедуре и нарушении правил надзора и контроля. Речь о тяжелейшем преступлении против человечества. Высокая комиссия, мы допустили это преступление. Мы, человечество. Руководствуясь дурно понятой гуманностью, заботой о нескольких индивидах, мы выслали в чужой мир, одаренный невероятным чудом – культурой разумных существ, – спасательную миссию. Таково было решение. На самом деле мы послали туда то, что суть наихудшее в нашей культуре: правополушарное чудовище. Убийцу. Психопата, который в своем кровавом марше сквозь мир невинных существ совершил длинную серию отвратительных убийств. Спасательная миссия? Этот субъект прошелся по девственному миру, сея насилие и смерть. До этого времени преступлениями против человечества были массовые убийства, исполненные на нашем собственном виде. Однако нынче, благодаря обвиняемому, мы, человечество, совершили ужасный поворот. Этот субъект пересек межвидовой барьер, словно смертельный вирус. Стоило нам убедиться, что человечество – это понятие, охватывающее не только нас, но и существ других видов, мы одарили их преступлением. То, что доселе искажало наш несовершенный вид, теперь набросилось на вид другой. И вот, высокая комиссия, впервые в истории у нас есть необходимость судить отвратительный случай ксеноцида. Насильственной смерти, заразившей космос.
На фоне разворачивается еще одно голо, огромное, как в мультиплексе, и распадается на отдельные картинки, на которых видна тварь, размахивающая мечом, орущая, облаченная в шкуры. И кричащие люди, брызги крови, агония. Пиксельная, подрагивающая картинка с окровавленными трупами на земле. Мутные глаза, ощеренные зубы, мухи на щеках. Трупы, изрубленные жестокими ударами; обломки костей торчат из разверстых тел, дикое лицо убийцы перемазано чужой кровью.
Мое лицо.
Реальность принимается мерцать, словно стробоскоп, а потом возвращается.
Прозрачная тень прокурора обретает резкость, перестает быть стеклоподобным голографическим призраком и движется в мою сторону, с каждым шагом обретая плоть, и я вижу, что это ван Дикен. С этим вот безумным продолговатым лицом и встопорщенными темными волосами. В руке его меч, которым он указывает на аквариум со мной.
Мой меч.
– Я утверждаю и, как подтверждено социологическими исследованиями, я говорю от имени всей прогрессивной части популяции, что никогда еще человечество не видывало худшего преступника, хотя в истории легко сыщется длинная череда мужских чудовищ. И никогда, даже обсуждай мы это месяцами, не найдем подходящего наказания, в котором была бы пусть видимость справедливости. Мы лишь можем исполнить пожелания участников нашего прямого эфира. Пусть он станцует с огнем!
– Пусть станцует с огнем! – скандирует толпа на Пикадилли Серкус.
– Пусть станцует с огнем! – кричат на Синтагма Сквайр.
Огромная голограмма начинает мигать новыми картинками с кричащими головами, лесом воздетых кулаков, горящими куклами с наклеенными на тряпичные головки моими фото.
– Пусть танцует с огнем!
Сентрал Парк. Елисейские Поля. Красная площадь, площадь Небесного Спокойствия, стадион Гайдук-Сплит. Колизей. Унтер-ден-Линден.
– Пусть танцует с огнем!
Поле активируется, пронзает вибрациями мой хребет, пришпиливая меня к креслу, которое вдруг раскладывается, становится вертикальной доской, подлокотники раздвигаются в стороны, присасывая браслеты. Кресло поднимается вместе со мной. Крыша зала расходится, открывая синее небо, а мой кол страданий выстреливает, возносясь, будто лифт, сквозь этажи строения до самой крыши. На большую площадку для гравиптеров, где дует ветер и отворяется лазурная сфера небес.