– Джейкоб Хорнер. Я аспирант в Джонсе Хопкинсе…
– Стоп, стоп, стоп, – остановил меня он. – Никаких биографических подробностей, Джейкоб Хорнер. – Он допил кофе и встал. – Пойдемте поймаем такси. Не забудьте свой чемодан.
– Но – постойте!
– Что такое?
Я лихорадочно соображал, как бы от него отделаться; бред какой-то.
– Нет… это просто бред какой-то.
– Ну и что?
Я замялся, моргая и облизывая губы.
– Думайте, думайте! – рявкнул Доктор.
Мой мозг работал как мотор на холостом ходу. Ответа не было.
– Нет, я… вы уверены, что все в порядке? – Я и сам не понял, что имел в виду.
Доктор издал короткий насмешливый звук (нечто вроде "Хаф!") и повернулся ко мне спиной. Я покачал головой и увидел в тот же момент, будто со стороны, как нерешительно топчусь на месте, а потом подхватил чемодан и пошел вслед за Доктором туда, где у края тротуара выстроились свободные такси.
Вот так и начался мой alliance с Доктором. Мы заехали сперва в одно заведение на Северной Ховард-стрит, где он заказал два кресла-каталки, три пары костылей и еще какие-то штуки для своей Фермы; потом в оптовую фармацевтическую фирму на Южной Пака-стрит, и там он тоже что-то заказывал. Потом мы поехали на автобусную станцию "Даблью Би энд Эй" на углу Ховард и Редвуд-стрит и сели на "Красную звезду", рейс к восточному побережью. докторов "меркюри", микробус, был припаркован в Вайкомико, у автовокзала; он довез меня до деревушки под названием Вайнленд, милях в трех к югу от Вайкомико, свернул с шоссе на боковую дорогу, а потом мы еще долго тряслись по извилистому проселку, покуда не подъехали к Центру Ремобилизации, старому, но чисто выкрашенному в белый цвет, крытому дранкой дому, – а дом стоял в дубовой рощице, а рощица на холмике, а холмик выходил к безымянному какому-то ручью. Сидевшие у входа пациенты, весьма престарелые леди и джентльмены, обрушили на Доктора поток ворчливо-жалобных приветствий, не лишенных своеобычного энтузиазма, и он, в свою очередь, им ответил. На меня они смотрели с откровенной подозрительностью, если не сказать враждебностью, но Доктор моего присутствия никак не стал им объяснять – и я понял, что рассчитывать придется только на себя.
В доме меня представили мускулистой миссис Доки и препроводили в Комнату Директив и Консультаций для первого собеседования. Я прождал в этой комнате, чистой и с голыми стенами, хотя и не слишком похожей на обычный медицинский кабинет – просто пустая белая комната в большом сельском доме, – минут, наверное, десять, а потом вошел Доктор и сел прямо напротив меня, пожалуй даже чересчур напротив. Он успел надеть белую клинического вида тужурку и выглядел теперь лицом официальным и компетентным до чрезвычайности.
– Я в двух словах вам кое-что объясню, Джейкоб, – сказал он, наклонившись вперед: руки на коленях, сигара между фразами перекатывается во рту. -Ферма, как вы уже поняли, создана для лечения паралитиков. Большинство моих пациентов – люди в возрасте, но вы не должны из этого делать вывод, что у нас здесь что-то вроде дома престарелых. Это не так. Вы, вероятно, обратили внимание, когда мы подъехали к дому, что мои пациенты меня любят. В недавнем прошлом, в силу тех или иных причин, я несколько раз менял дислокацию Фермы. Мы базировались неподалеку от Тройя, Нью-Йорк; потом возле Фон-дю-Лака, Висконсин; потом в районе Билокси, Миссисипи. И еще были всякие другие места. Едва ли не все пациенты, которые живут сейчас здесь, на Ферме, со мной еще со времен Фон-дю-Лака, и если завтра мне придет в голову перебраться в Хелену, Монтана, или в Фар-Рокавей, большинство отправится туда за мной следом, и не потому, что им больше ехать некуда. Только не думайте, что и я питаю к ним такую же точно любовь. Каждый из них представляет собой ту или иную, более или менее интересную проблему в области двигательных дисфункций, а меня, соответственно, интересует разработка методов лечения для каждой из них. Вам я это говорю, им -нет; ваша проблема такова, что вам подобная информация не повредит. И, если уж на то пошло, вы ведь все равно не знаете, правду я вам говорю или все это – лишь часть моего общего, составленного специально для вас терапевтического плана. Вы даже не можете знать, истинно ли то зерно сомнения, которое я сейчас заронил в вашу душу, или и оно тоже является своего рода лечебной процедурой: продвижение к истине, Джейкоб, и даже сама вера в существование оной есть терапия либо антитерапия, в зависимости от проблемы. Единственное, в чем вы можете быть уверены, так это в существовании вашей проблемы самой по себе.
– Да, сэр.
– Зачем вы это сказали? – спросил Доктор.
– Что я сказал?
– "Да, сэр". Зачем вы сказали: "Да, сэр"?
– Хм… я просто признал все то, что вы сказали.
– Признали правоту мною сказанного или же просто сам факт, что я это все сказал?
– Мм-да, – я замешкался, засуетился. – Я не знаю, сэр.
– Вы не знаете, сказать ли вам, что вы признаете правоту мною сказанного, тогда как в действительности вы ее не признаете, или сказать, что вы признаете сам факт некоего сообщения, рискуя обидеть меня подозрением, что вы не согласны со сказанным. А?
– Н-ну, я согласен отчасти, – нашелся я.
– С которыми частями вы согласны? С какими положениями?
– Я не знаю, вероятнее всего… – я торопливо обыскал все закоулки памяти, пытаясь вспомнить хотя бы одну фразу. Он с минуту понаблюдал, спокойно и холодно, затем, как я барахтаюсь, и продолжил свой монолог так, будто никакой паузы и в помине не было.
– Агапотерапия – терапия, основанная на чувстве привязанности, – зачастую показана пациентам старшего возраста, – сказал он. – Одним из наиболее действенных стимулов для восстановления двигательных способностей является в подобных случаях привязанность к конкретной фигуре, к лечащему врачу или к кому-нибудь из администрации. Это позволяет им сосредоточить внимание. По сей причине я время от времени меняю дислокацию, даже если со всех других точек зрения это и не обязательно. Когда они принимают решение следовать за мной, им это идет на пользу. Агапотерапия – лишь одна из множества иных возможных терапевтических техник, как планомерных, так и симультанных, которые я применяю к моим пациентам. И вам не найти двух пациентов, которые проходили бы один и тот же курс, потому что не бывает двух одинаковым образом парализованных людей. Авторы учебников по медицине, – добавил он с ноткой презрения в голосе,