Когда началась стрельба, генерал принялся отстреливать мятежников в спину. Он убил двух, что спрятались за генеральской машиной. Ибо на помощь, для подавления мятежа, помимо личного генеральского эскорта, прибыло ещё с десяток солдат так называемых "внутренних войск". Они были одеты в форму красноватого цвета, тогда как регулярные войска — зелёную.
Но тут, послышался звук снаружи, у двери… Трое мятежников выламывало дверь. Эшфорд высунул свою винтовку из окна и подстрелил одного. Но остальные уже пробрались внутрь. Они принялись ломать дверь в кабинет Оливье. Тогда — то генерал шёпотом и сказал:
— Слушай сюда, Эшфорд. Ты вылезаешь через это окно. Я лезу через другое. Таким образом мы разделимся и у нас будет больше шансов.
— Но…
— Никаких но. Выполняй!
Эшфорд осмотрел всех и нигде не увидел генерала… Тогда он принялся ходить по станции. Ему навстречу шли солдаты, перепуганные граждане… Все, кто остался жив. Станция стала пустой, ибо горожане разбежались при звуках выстрелов. И не удивительно.
Пока город в осаде, создаётся впечатление, будто эти отзвуки выстрелов звучат где — то далеко, в другом мире… Они не думают о том, что на ближайших холмах день и ночь идёт война. Нет. Но когда выстрелы звучат рядом, их и не без этого подточенные нервы, сдают. И тогда… Отдельный человек становится ничем, ибо паника наполняет всех.
Эшфорд зашёл в кабинет Оливье и никого не увидел там. Лишь забытого солдата, что лежал на полу с простреленной головой. Эшфорд всмотрелся в его глаза: они были ему до боли знакомыми…
Глаза неизвестного застыли в одной точке: они смотрели на огонь в камине. На них до сих пор можно было прочесть один лишь вопрос: как это вышло? Ведь если разбирать каждую смерть по отдельности, это будет крайне интересным, хоть и страшным занятием. Ведь каждый умирает по — своему. У кого — то вся жизнь перед глазами пролетает, а у кого — то даже осознание смерти не приходит…
Эшфорд не мог смотреть. Он лишь, не глядя, закрыл рукой тому глаза, взвалил солдата на своё тело, и понёс к остальным. Ни имени, ни звания, он не знал. Его посещала лишь скорбная мысль: несколько часов назад этот человек смеялся с остальными; дышал с ними воздухом; жил свою жизнь.
Наконец, он увидел генерала. Тот шёл вместе с командиром отряда внутренних войск и внимательно выслушивал его рапорт. Эшфорд тут же рванул к нему, придерживая свою фуражку.
— Спасибо Вам, капитан. Вы оказали нам невероятно своевременную помощь. Я благодарен за это. Я отправлю прошение о Вашем повышении нашему войсковому комитету.
— Рад служить Вам, мой генерал!
— Вы и Ваши люди должны остаться на станции для обеспечения безопасности. Я подыщу вам замену, когда всё уляжется.
— Так точно, Ваше Высокоблагородие.
Офицер удалился. Эшфорд отдал честь генералу, после чего спросил:
— Вы ранены, мой генерал?
— Пустяки. Порезался стеклом, когда вылезал из окна. Итак, Эшфорд… Мы пресекли мятеж в тылу. Теперь осталось только выиграть войну, — расхохотался он, а после невесело продолжил: — Оливье уже прибыл, пойдёмте. Мне надо отдать ему последние распоряжения.
Эшфорд двинулся следом. Оливье стоял возле своего дома и нервно покуривал сигарету. Едва он завидел генерала с Эшфордом, он тут же пошёл к ним.
— Я рад, что Вы в порядке, мой генерал! Потерять Вас сейчас было бы крахом всей нашей республики. И Ваш адъютант в здравии. Что же, извольте видеть, всё вышло как нельзя лучше.
— Это правда, господин советник. Но сейчас, боюсь, нет времени распивать кофе в Вашем кабинете. Я слишком долго пробыл на этой станции. Мне нужно немедленно в Ставку, пока там ничего не случилось злого. Оставляю станцию на Вас и отряд жандармерии.
— Благодарю Вас, Ваше Высокоблагородие. Жандармерия как раз то, что мне нужно. Простите, но Ваш эскорт пал в бою…
— Это скорбно. Они были хорошими стрелками. Эшфорд, ты поведёшь.
— Слушаюсь, мой генерал!
— Оливье, — продолжил генерал, когда Эшфорд ушёл заводить машину, — ситуация нынче такова, что, быть может, и не увидимся больше. Потому удачи Вам.
— Я надеюсь, что Вас будет оберегать удача. Несчастному старику она незачем.
— Тогда пусть удача сбережёт нас обоих!
— Тогда до скорого свидания!
— Пусть оно состоится.
Они обменялись рукопожатиями, а после генерал отправился к своей машине. Ехали молча. Генерал смотрел на город, на проходивших людей. Ему становилось горестно от их вида. Но помочь он ничем не мог.
А меж тем, они уже оказались у Ставки. Уже был вечер, потому вокруг мало что было видно. Но он заметил одну важную деталь: кроме следов крови, ничего не говорило об утреннем происшествии.
Генерал с удовольствием подметил, что у дверей до сих пор стояли почётные караульные. Они отдали честь генералу, после чего Эшфорд открыл ему дверь. Генерал вернулся в свою Ставку.
Там его ждал Аккерман и всё те же офицеры — радисты. Полковник был крайне уставшим, но он поприветствовал генерала.
— Я тоже рад Вас видеть, Аккерман.
— Мой генерал, Вас долго не было, потому… Хотелось бы перейти сразу к делу.
— Да, конечно. Другого я и не ожидал, — он на секунду прикрыл глаза, а после как можно шире раскрыл их, выслушивая доклад.
Скажу Вам, Ваше Высокоблагородие, вести не самые лучшие. Но я начну. Глава правительства Морган сказал, что его "Республиканская Армия" застряла в шести десятках километрах отсюда. Из-за проблемы с транспортными узлами, они не могут выехать к осаждённой столице. Он говорит, что направит к нам свои войска, едва у него получится. Дальше…
Дальше. Гарнизон Ритона отбил нападение и сейчас идёт в контрнаступление. Но они находятся слишком далеко от нас, чтобы направить свои войска непосредственно к столице. Потому он продолжает возвращать территории у восточной границы, чтобы отрезать вражеское снабжение. И… — Аккерман остановился, ибо генерал резко улыбнулся. Но после улыбки ответа не последовало, из-за чего полковник продолжил.
Цаибург захвачен. Из-за восстания солдаты не могли продолжать сопротивление. Генерал Ган с остатками своей армии отправляется к столице. Нам следует ждать больше вражеских армий у столицы, я думаю.
И последнее. Какое — то общество прислало Вам ультиматум, мой генерал. В нём требовалось открыть фронт противнику и впустить их в столицу. Я отправил войска для их ареста.
— М — да… Сегодняшняя победа на станции перечёркнута этими плохими новостями… Что же. Станция должна быть готова принять эшелоны генерала Гана.
— Будет исполнено.
— Что же касается членов общества… Нам сейчас нельзя допускать революцию в своём тылу. Вызовите в Ставку командующего жандармерией, завтра, в 9 утра.
— Да, мой генерал.
Генерал скурил уже третью по счёту сигарету. Его руки слегка подрагивали, но сам он смотрел на карту и думал… Наконец, после пяти минут молчания, он изрёк:
— Боюсь, Аккерман, нас берут в плотное кольцо. Если армия из Цаибурга наступает на пятки генералу Гану, нам стоит ждать полного окружения и потерю станции. Если… Если мы не отобьём противника на севере.
— Но ведь… Мы постоянно сдаём там позиции…
— Я знаю, полковник. Я знаю. Но если сейчас мы этого не сделаем, то, боюсь, всё закончится очень плохо. Если мы отобьём противника на севере и отбросим его, наша армия займёт очень выгодную позицию на реке. Таким образом, мы отрежем приближающуюся к станции армию противника, а так же создадим плацдарм для окружения противника на западе.
— Да, это правда. Но это нереально. У нас нет сил. Войска истощены. Армия едва ли пополняется.
— Что же… В сложившейся ситуации у нас нет выхода, — его кулак сжался и коснулся стола, после чего генерал посмотрел Аккерману прямо в глаза, и сказал: — Всеобщая мобилизация мужского населения. Всех мужчин, находящихся сейчас в городе, и которые могут отличить силуэт противника от фонарного столба, мы отправим на фронт. Вооружить их из запасов. Если надо, мы возьмём довоенное оружие из музеев, домов, старых складов… Армия должна быть во всеоружии! Я отправлю запрос генералу Гану отправить впереди своей армии эшелоны с оружием. Исполнять немедленно.