И, словно в унизительном кошмаре, каждый человек со стертыми чертами лица казался врагом.
Он тяжело уронил руку на стул. Мистер Ван-Уик, понурив голову и закусив белыми зубами нижнюю губу, размышлял о словах Стерна: "Игра кончена".
- Серанг, конечно, ничего не знает?
- Никто не знает, - с уверенностью сказал капитан Уолей.
- Ах да! Никто? Отлично. Не можете ли вы дотянуть до конца рейса? Ведь это последний рейс по договору с Масси.
Капитан Уолей встал и выпрямился, величественный, во весь рост; длинная белая борода спускалась, словно серебряная кираса, скрывая страшную тайну его сердца. Да, то была единственная его надежда еще раз ее увидеть, сохранить деньги; это было последнее, что мог он для нее сделать, раньше чем спрятаться куда-нибудь... Никому не нужный, обуза, живой укор самому себе! Голос его оборвался.
- Подумайте только! Никогда больше ее не видеть!
А ведь, кроме меня, это единственный человек на земле, который помнит мою жену. Она так похожа на мать.
Счастье, что бедная женщина находится там, где не проливают слез над теми, кого любил на земле и кто остался и молится: "Не введи во искушение..." - так как, я думаю, блаженным открыта тайна милосердия господа к его творениям.
Он замялся, потом сказал с суровым достоинством:
- Но я этого не знаю. Я знаю только ребенка, которого дал мне он.
Он шагнул вперед. Мистер Ван-Уик, вскочив с места, понял теперь, почему так неподвижна эта голова, нетверды шаги, бесцельно протянута рука. Сердце его забилось. Он отодвинул стул и инстинктивно приблизился, словно желая предложить ему руку. Но капитан Уолей прошел мимо, направляясь прямо к лестнице.
"Он меня не видит, если я стою сбоку", - с каким-то благоговейным ужасом подумал мистер Ван-Уик. Потом, подойдя к лестнице, спросил с легкой дрожью:
- С чем это можно сравнить? Словно туман... или...
Капитан Уолей остановился на ступенях и, повернувшись, спокойно, ответил:
- Кажется, будто свет уходит из мира. Следили вы когда-нибудь, как во время отлива море все дальше и дальше отступает от песчаного берега? Так же и со светом... только прилива не будет. Никогда. Кажется, будто солнце все уменьшается, а звезды гаснут одна за другой.
Должно быть, теперь уже немного звезд осталось, которые я могу разглядеть. Но последнее время у меня не хватало смелости посмотреть...
Очевидно, он мог видеть мистера Ван-Уика, потому что остановил его повелительным жестом и стоически произнес:
- Пока я еще могу передвигаться самостоятельно.
Казалось, он принял свою ношу и не хотел никакой помощи от людей, после того как его, словно самонадеянного титана, изгнали из его рая. Мистер Ван-Уик остановился; можно было подумать, что он считал шаги, пока они затихли. Потом, стуча каблуками, прошелся по веранде между столов, повертел в руке костяной нож, посмотрел на клинок и положил на место. Очутившись у рояля, взял несколько аккордов и внимательно прислушался, наклонив голову, в позе настройщика. Наконец он закрыл крышку рояля, круто повернулся на каблуках, обошел маленького терьера, который спал, скрестив передние лапки, и остановился у лестницы; на первой ступеньке он словнопотерял равновесие и стремглав сбежал вниз. Слуги, убиравшие со стола, слышали, как он что-то бормотал (должно быть, нечестивые слова). Немного спустя он, как бы прогуливаясь, направился к пристани.
Фальшборт "Софалы", лежавшей у причала, производил впечатление низкой черной стены. Из-за нее поднимались две мачты и труба под таким уклоном, что казалось - они вот-вот упадут; на четырехугольном возвышении посредине выделялись призрачные белые шлюпки, изгибы шлюпбалок, очертания поручней и пиллерсов, сливавшиеся с темнотой. Но внизу, на середине судна смотрел в ночь единственный освещенный иллюминатор, совершенно круглый, словно маленькая луна, освещающая желтыми лучами жидкую грязь на берегу, полосу примятой травы, два кольца тяжелого троса на толстом деревянном столбе.
Мистер Ван-Уик, подойдя ближе, услышал хриплый хвастливый голос, видимо издевающийся над человеком по имени Прендергест. Раздавались глухие ругательства, затем очень отчетливо прозвучало имя "Марфи" и послышалось хихиканье. Громко звякнул стакан. Все эти звуки вырывались из освещенного иллюминатора. Мистер ВанУик нерешительно наклонился, но, чтобы заглянуть в иллюминатор, пришлось бы спуститься в грязь.
- Стерн! - сказал он негромко.
Пьяный голос радостно подхватил:
- Стерн! Ну конечно! Посмотрите, как он моргает.
Вы только на него посмотрите! Стерн, Уолей, Масси. Маеси, Уолей, Стерн. Но Масси лучше всех. Его вы не проведете. Он был бы не прочь поглядеть, как вы подохнете с голоду.
Мистер Ван-Уик, отойдя, заметил на: носу темную голову, выглядывавшую из-под тента, и тихо сказал по-малайски:
- Помощник спит?
- Нет. Я здесь, к вашим услугам.
Через секунду появился Стерн, бесшумно, словно кошка, шагая по пристани.
- Здесь так темно, а я понятия не имел, что вы придете сегодня.
- Что это за сумасшедший бред? - спросил мистер Ван-Уик, словно объясняя, почему дрожь пробежала по его телу.
- Джек нйпился. Это наш второй механик. Таков уж его обычай. Завтра к вечеру он придет в себя, но мистер Масси не может успокоиться и все бродит по палубе. Лучше нам отсюда уйти.
Он предложил "побеседовать в бёнгало". Ему давно уже хотелось туда проникнуть, но мистер Ван-Уик небрежно уклонился, заметив, что это было бы, пожалуй, неразумно. Черная тень под одним из двух больших деревьев, оставленных у пристани, поглотила их, непроницаемо густая у широкой реки, которая, казалось, сплетала в сверкающие нити свет крупных звезд, упавших в неподвижную воду.