Посыпались вопросы:
- Ну что, как? Готово? Кончено?
- Яд не подействовал, - сказал я. Все, пораженные этим известием, в первый момент молча замерли на месте.
- Не может быть, - воскликнул великий князь.
- Ведь доза была огромная!
- А он все принял? - спрашивали другие.
- Все! - ответил я.
Мы начали обсуждать, что делать дальше.
После недолгого совещания решено было всем сойти вниз, наброситься на Распутина и задушить его. Мы уже стали осторожно спускаться по лестнице, как вдруг мне пришла мысль, что таким путем мы погубим все дело: внезапное появление посторонних людей сразу бы раскрыло глаза Распутину, и неизвестно, чем бы тогда все кончилось. Надо было помнить, что мы имели дело с необыкновенным человеком.
Я позвал моих друзей обратно в кабинет и высказал им мои соображения. С большим трудом удалось мне уговорить их предоставить мне одному покончить с Распутиным. Они долго не соглашались, опасаясь за меня.
Взяв у великого князя револьвер, я спустился в столовую.
Распутин сидел за чайным столом, на том самом месте, где я его оставил. Голова его была низко опущена, он дышал тяжело.
Я тихо подошел к нему и сел рядом. Он не обратил на мой приход никакого внимания.
После нескольких минут напряженного молчания он медленно поднял голову и взглянул на меня. В глазах его ничего нельзя было прочесть - они были потухшие, с тупым, бессмысленным выражением.
- Что, вам нездоровится? - спросил я.
- Да, голова что-то отяжелела и в животе жжет. Дай-ка еще рюмочку - легче станет.
Я налил ему мадеры; он выпил ее залпом и сразу подбодрился и повеселел.
Обменявшись с ним несколькими словами, я убедился. что сознание его было ясно, мысль работала совершенно нормально. И вдруг неожиданно он предложил мне поехать с ним к цыганам. Я отказался, ссылаясь на поздний час.
- Ничего, они привыкли. Иной раз всю ночку меня поджидают. Бывает, вот в Царском-то задержат меня делами какими важными али просто беседой о боге.. Ну а я оттудова на машине к ним и еду. Телу-то, поди, тоже отдохнуть требуется... Верно я говорю? Мыслями с богом, а телом-то с людьми. Вот оно что! многозначительно подмигнув, сказал Распутин.
В эту минуту я мог от него ожидать всего, но ни в коем случае не такого разговора...
Просидев столько времени около этого человека, проглотившего громадную дозу самого убийственного яда, следя за каждым его движением в ожидании роковой развязки, мог ли я предположить, что он позовет меня ехать к цыганам? И особенно поражало меня то, что Распутин, который все чуял и угадывал, теперь был так далек от сознания своей близкой смерти.
Как не заметил он своими прозорливыми глазами, что за спиной у меня в руке зажат револьвер, который через мгновение будет направлен против него.
Думая об этом, я почему-то обернулся назад, и взгляд мой упал на хрустальное распятие; я встал и приблизился к нему.
- Чего ты там так долго стоишь? - спросил Распутин.
- Крест этот люблю; очень он красив, - ответил я.
- Да, хорошая вещь, должно быть, дорогая... А много ли ты за него заплатил?
Он подошел ко мне и, не дожидаясь ответа, продолжал:
- А по мне, так ящик-то занятнее будет... - и он снова раскрыл шкаф с лабиринтом и стал его рассматривать.
- Григорий Ефимович, вы бы лучше на распятие посмотрели да помолились бы перед ним.
Распутин удивленно, почти испуганно посмотрел на меня. Я прочел в его взоре новое, незнакомое мне выражение: что-то кроткое и покорное светилось в нем. Он близко подошел ко мне, не отводя своих глаз от моих, и казалось, будто он увидел в них то, чего не ожидал. Я понял, что наступил последний момент.
"Господи, дай мне сил покончить с ним!" - подумал я и медленным движением вынул револьвер из-за спины. Распутин по-прежнему стоял передо мною не шелохнувшись, со склонившейся направо головой и глазами, устремленными на распятие.
"Куда выстрелить, - мелькнуло у меня в голове, - в висок или в сердце?"
Точно молния пробежала по всему моему телу. Я выстрелил.
Распутин заревел диким, звериным голосом и грузно повалился навзничь, на медвежью шкуру.
В это время раздался шум на лестнице - это были мои друзья, спешащие мне на помощь. Они второпях зацепили за электрический выключатель, который находился на лестнице у входа в столовую, и потому я вдруг очутился в темноте...
Кто-то наткнулся на меня и испуганно вскрикнул.
Я не двигался с места, боясь впотьмах наступить на тело.
Наконец зажгли свет.
Все бросились к Распутину.
Он лежал на спине; лицо его подергивалось, руки были конвульсивно сжаты, глаза закрыты. На светлой шелковой рубашке виднелось небольшое красное пятно; рана была маленькая, и крови почти не было заметно.
Мы все, наклонившись, смотрели на него.
Некоторые из присутствующих хотели еще раз выстрелить в него, но боязнь лишних следов крови их остановила.
Через несколько минут, не открывая глаз, Распутин совсем затих.
Мы осмотрели рану: пуля прошла навылет в области сердца. Сомнений не было: он был убит.
Великий князь и Пуришкевич перенесли тело с медвежьей шкуры на каменный пол. Затем мы погасили электричество и, закрыв на ключ дверь столовой, поднялись все в мой кабинет.
Настроение у всех было повышенное. Мы верили, что событие этой ночи спасет Россию от гибели и позора.
Согласно нашему плану великому князю Димитрию Павловичу, поручику Сухотину и доктору Лазоверту теперь предстояло исполнить следующее: во-первых, устроить фиктивный отъезд Распутина из нашего дома на тот случай, если тайная полиция проследила его, когда он к нам приехал. Для этого Сухотин должен был изобразить Распутина, надев его шубу и шапку, и в открытом автомобиле Пуришкевича вместе с великим князем и доктором выехать по направлению к Гороховой; во-вторых, нужно было, захватив одежду Распутина, завезти ее на Варшавский вокзал, чтобы сжечь в санитарном поезде Пуришкевича, и там же, на вокзале, оставить его автомобиль. С вокзала надо было добраться на извозчике до дворца великого князя, взять там его закрытый автомобиль и возвратиться на Мойку.