Я упомянул рассказ «Паровозик, Который Мог» только для того, чтобы, когда я говорю про бодлеровских сирот, что они покинули чащобу вместе с Ишмаэлем и, отправившись назад в колонию, оказались на Паровозике, Который Не Мог, вы бы поняли, что я имею в виду. Прежде всего, детей тащили назад дикие козы на больших деревянных санях, управляемых Ишмаэлем, который восседал в огромном глиняном кресле. И если вы когда-нибудь удивлялись, почему повозки, запряжённые лошадьми, и собачьи упряжки — куда более распространённый способ путешествовать, чем сани, запряжённые козами, то это потому, что козы не самый удобный вид транспорта. Козы отклонялись от прямой, виляли из стороны в сторону, бессмысленно болтались туда-сюда, а время от времени останавливались пощипать траву или просто подышать утренним воздухом. Ишмаэль пытался убедить коз двигаться побыстрее своим обычным рекомендательным способом, но не путём обычных пастушьих приёмов.
— Не стану вас принуждать, — повторял он, — но, козы, нельзя ли прибавить шагу…
Но козы лишь тупо глядели на старика и продолжали еле волочить ноги.
Надо сказать, что бодлеровские сироты ехали на Паровозике, Который Не Мог не только из-за апатичности коз, иначе говоря, «неспособности тащить большие деревянные сани с приемлемой скоростью», но и потому, что собственный их мозг не подстрекал их к действию. В отличие от героя нудного рассказа, что бы ни твердили себе Вайолет, Клаус и Солнышко, они не могли придумать никакого удачного выхода из всех своих затруднений. Дети пытались повторять себе, что будут делать все, что предлагает Ишмаэль, будут вести безопасную жизнь в колонии, но они не могли представить себе, что бросят Кит Сникет на прибрежной отмели или отпустят её одну назад в большой мир, где она будет добиваться правосудия, а они не будут сопровождать её в этом благородном деле. Дети твердили себе, что подчиняются желанию своих родителей и будут жить, укрытые от своей несчастливой истории, но понимали, что им не удержаться от посещения чащобы и от чтения записей, которые вели их родители в огромной книге. Бодлеры повторяли себе, что присоединятся к Едгин и Финн и примут участие в мятеже за завтраком, но и представить не могли, как они будут угрожать рекомендателю и его сторонникам оружием, тем более что никакого оружия они из чащобы не везли. Они пытались уговаривать себя, что по крайней мере могут радоваться, зная, что Граф Олаф теперь не составляет угрозы, однако они не очень одобряли того, что он заперт в птичьей клетке, а при мысли о грибке, притаившемся у Олафа под одеждой, и о злобном умысле, притаившемся у него в голове, они содрогались от ужаса. В продолжение всего спуска с холма трое детей старались убедить себя, что все в порядке, но на самом-то деле все было отнюдь не в порядке. Все шло из рук вон плохо, и Вайолет, Клаус и Солнышко не могли взять в толк, каким образом безопасное место вдали от вероломного мира стало таким опасным и сложным, как только они там появились. Бодлеровские сироты сидели на санях, глядели на обмазанные глиной ноги Ишмаэля, и, сколько бы ни заставляли себя думать, что они могут, что они могут, что они могут представить себе близящийся конец своим мытарствам, они знали — конца мытарствам не предвидится.
Наконец козы протащили сани по белым пескам пляжа и втянули их в большую палатку. Кабак был опять набит битком, то есть в палатке было полно островитян, но на этот раз собравшиеся находились в разгаре перепалки — слово, заменяющее понятие «спор», но гораздо менее привлекательное по сути, чем на слух.
Несмотря на раковины с наркотиком, висящие на поясе у колонистов, островитян никак нельзя было назвать сонными и вялыми. Алонсо схватил за руку Уиллу, а та, не переставая визжать от раздражения, наступила на ногу доктору Курцу. Лицо у Шермана было ещё краснее обычного, и он кидался песком в лицо мистеру Питкерну, а тот явно пытался укусить Брустера за палец. Профессор Флетчер орал на Ариель, мисс Марлоу топала ногами на Калипсо, а мадам Нордофф и Рабби Блай, по-видимому, собирались вступить в борьбу. Байэм подкручивал усы, грозно глядя на Фердинанда, Робинзон дёргал себя за бороду, наступая на Ларсена, а Уэйден рвала на себе свои рыжие волосы неизвестно почему. Иона и Сейди Беллами препирались, стоя лицом друг к другу, а Пятница с миссис Калибан стояли спиной друг к другу, словно не желали больше между собой разговаривать. Омерос же все это время оставался подле кресла с Ишмаэлем и подозрительно держал руки за спиной. Ишмаэль в изумлении глядел на островитян, а трое Бодлеров слезли с саней и быстро подошли к Едгин и Финн, которые выжидающе смотрели на них.