— Пусть только появится Кит Сникет или кто-то из этих сопляков-сирот, — прорычал он, — немедленно застрелю. Я не позволю какому-то дурацкому волонтёру отнять у меня остров!
— Зачем же тратить последний гарпун, — быстро нашлась Вайолет. — Как знать, достанете ли вы взамен другой?
— Верно, — согласился Олаф. — А из тебя получается отличная приспешница.
— Чушь, — проворчала Солнышко и поглядела на Олафа, оскалив зубы.
— Сестра права, — поддержал её Клаус. — Нелепо спорить о волонтёрах и приспешниках, когда мы стоим на отмели посреди океана.
— Не будь так самоуверен, сирота, — возразил Олаф. — Не важно, где мы: для такого, как я, всегда найдётся место. — Он нагнулся к самому лицу Клауса и мерзко ухмыльнулся, как будто отпустил шутку. — Разве ты этого ещё не уяснил?
Вопрос был неприятный, но Бодлеры не успели на него ответить, так как фигурка все приближалась, и дети наконец увидели, что это маленькая девочка лет шести-семи. Она была босая, в простом белом платье, таком чистом, что она явно не попала в бурю. На поясе у неё висела большая белая раковина, глаза закрывали тёмные очки, очень похожие на те, какие носили Бодлеры, будучи посыльными. Девочка улыбалась во весь рот, но, когда, запыхавшись, добежала до незнакомцев, вдруг застеснялась, да и сами Бодлеры, как ни терпелось им узнать, кто она такая, не нашлись что сказать. Даже Олаф молчал и просто любовался своим отражением в воде.
Если вы лишились дара речи, очутившись лицом к лицу с кем-то незнакомым, стоит припомнить кое-что, сказанное когда-то Бодлерам их мамой, а ещё раньше — мне. Так и вижу, как она сидит на диванчике, стоявшем в углу спальни, застёгивает одной рукой ремешки сандалий и, держа в другой руке яблоко и жуя его, советует мне не волноваться по поводу вечеринки, которая началась на первом этаже, под нами.
— Люди любят говорить о себе, мистер Сникет. — Она откусывала кусок за куском. — Если затрудняетесь, что сказать гостям, поинтересуйтесь, какой секретный код они предпочитают, или же выясните, за кем они сейчас шпионят.
Вайолет тоже буквально слышала голос мамы, глядя на маленькую девочку, и наконец решила спросить что-нибудь о ней самой.
— Как тебя зовут? — осведомилась она.
Девочка потрогала раковину, потом подняла глаза на старшую Бодлер.
— Пятница, — ответила она.
— Ты живёшь тут, на острове, Пятница? — продолжала расспрашивать Вайолет.
— Да, я сегодня встала рано, чтобы пойти за штормовой добычей.
— Штормовой добычей? — не поняла Солнышко, по-прежнему сидевшая на плечах у Вайолет.
— Каждый раз после шторма жители колонии собирают все подряд, что скопилось на отмели, — объяснила Пятница. — Никогда ведь не знаешь, что пригодится. Вы потерпели крушение?
— Можно сказать и так, — ответила Вайолет. — Мы плыли на лодке, и нас застигла буря. Я — Вайолет Бодлер, это мой брат Клаус, а это наша сестра Солнышко. — Вайолет неохотно повернулась к Олафу, с недоверием взиравшему на незнакомую девочку. — А это…
— Я — твой король! — объявил Олаф с величественным видом. — Кланяйся, Пятница!
— Нет, спасибо, — вежливо ответила девочка. — Наша колония не монархия. Наверное, вы устали после бури, Бодлеры. С берега она показалась нам чудовищной, мы уж думали, что на этот раз уцелевших не останется. Не хотите ли пойти со мной? Вы сможете поесть.
— С большим удовольствием, — отозвался Клаус. — И часто сюда прибивает людей, потерпевших кораблекрушение?
— Время от времени. — Пятница слегка пожала плечами. — Впечатление такое, будто к нашим берегам прибивает в конце концов все на свете.
— Ты хочешь сказать — к берегам Олафленда! — рявкнул Граф Олаф. — Я открыл остров, значит, я даю ему название.
Пятница с любопытством всмотрелась в Олафа из-за темных очков.
— Должно быть, у вас в голове путаница после перенесённой бури, — сказала она. — Люди тут, на острове, живут уже много, много лет.
— Примитивный народ, — фыркнул негодяй. — Даже домов нет.
— Мы живём в палатках. — Пятница показала на белые колышущиеся силуэты. — Нам надоело строить каждый раз дома заново — их все равно сносит в сезон штормов, — в остальное же время здесь очень жарко, а палатки продувает, й нас это устраивает.
— А я повторяю: вы — примитивный народ, — настаивал Олаф, — а примитивных людей я не желаю слушать.
— Я вас и не принуждаю, — возразила Пятница. — Пойдёмте со мной, а там решите сами.
— Я не собираюсь с тобой идти, — отрезал Граф Олаф, — и мои приспешники тоже! Я — Граф Олаф, здесь я главный, а не какая-то дурацкая пигалица в платье!