— Похоже, она не так уж жаждет выполнять все обычаи в колонии, — заметил Клаус.
— Вроде бы, — согласилась Солнышко и опустила мутовку в глубокий карман белого платья.
Клаус поступил так же с записной книжкой, а Вайолет — с лентой, и все трое постояли минутку, разделяя ощущение общей тайны. Таить секреты от людей, которые так любезно их приняли, было не менее странно, чем таить от Ишмаэля часть своей истории. Тайны, касающиеся ленты, записной книжки и мутовки, казались детям как бы утопленными на дне их карманов. Слово «утопленные» заменяет здесь «спрятанные», и оно обычно применимо к предметам, находящимся глубоко под водой, например к субмарине, погруженной в море, или носовой фигуре, погруженной в песок прибрежной отмели. С каждым шагом Бодлеры, подвигаясь к выходу из палатки, все больше ощущали, как их утопленные тайны шевелятся у них в карманах.
Слово «ферментация», подобно словам «рысь», «банка» й «сердечный», имеет два совершенно разных значения. Одно — это химический процесс брожения, в результате которого сок определённых фруктов становится слаще и крепче, как и объяснил своим сёстрам Клаус ещё на прибрежной отмели. Другое же значение относится к чему-то, что зреет у кого-то внутри, подобно тайне, которую в конце концов раскрывают, или же замыслу, который долгое время вынашивают. Когда трое Бодлеров вышли из палатки и вручили Пятнице то, что осталось от их прежней жизни, они ощущали, как созревают тайны внутри них, и задавались вопросом — какие ещё тайны и замыслы остаются пока скрытыми. Сироты спускались следом за Пятницей вниз по песчаному покатому склону и раздумывали о том, что же ещё зреет на этом странном острове, который стал их домом.
Глава четвёртая
К тому времени как бодлеровские сироты вернулись к палатке Ишмаэля, кабак был набит битком, как сказали бы в молодёжной тусовке, что здесь означает — «в палатке было полно островитян в белых одеяниях, причём все они держали в руках собранную на прибрежной отмели добычу». Козы больше не спали, они стояли неподвижно двумя длинными рядами, а связывающие их вместе верёвки тянулись к большим деревянным саням — неожиданный вид транспорта для такого тёплого климата. Пятница провела детей сквозь толпу колонистов и коз, все посторонились, с любопытством рассматривая новеньких. Хотя Бодлеров выбросило на берег в результате кораблекрушения впервые, они привыкли попадать в незнакомые сообщества ещё со времён Профрукской подготовительной школы, а потом Города Почитателей Ворон, однако им по-прежнему не нравилось, когда их разглядывают в упор. Но такова уж одна из странных житейских истин: никому, в сущности, не нравится, когда их разглядывают в упор, и в то же время никто не в силах удержаться от разглядывания других. Поэтому, подходя к Ишмаэлю, по-прежнему восседающему на громадном глиняном кресле, Бодлеры то и дело оглядывались на островитян с не меньшим любопытством, недоумевая, каким образом столько народу выбросило бурей на один и тот же остров. Получалось, что мир полон людей, столь же несчастливых, что и Бодлеры, и все они в конце концов попадают именно сюда.
Пятница подвела Бодлеров к подножию кресла, рекомендатель улыбнулся им, и они сели у его ног, обмазанных глиной.
— Белые одежды очень идут вам, Бодлеры, — сказал он. — Значительно больше, чем та форма, которая была на вас прежде. Из вас выйдут чудесные колонисты, я в этом уверен.
— Пирронизм?[2] — вопросительным тоном заметила Солнышко. Что приблизительно значило — «как вы можете быть уверены, если судите лишь по нашей одежде?».
Но Вайолет почла за благо не переводить, так как вспомнила, что в колонии ценят любезность. Поэтому она решила сказать что-нибудь любезное.
— Не могу выразить, как мы ценим все это, — сказала Вайолет, стараясь не опереться на глиняные холмики, которые скрывали ноги Ишмаэля. — Мы не представляли себе, что будет с нами после того, как шторм утихнет. Мы благодарим вас, Ишмаэль, за то, что приняли нас.
— Здесь принимают всех, — ответил Ишмаэль, забыв, очевидно, что Графа Олафа отвергли. — И пожалуйста, зовите меня Иш. Хотите сердечного?
— Нет, спасибо, — отозвался Клаус (он не мог заставить себя звать рекомендателя уменьшительным именем). — Нам хотелось бы познакомиться с остальными колонистами, если позволите.
— Разумеется, — ответил Ишмаэль и похлопал в ладоши, требуя внимания. — Островитяне! — крикнул он. — Как вы, не сомневаюсь, заметили, у нас появилось трое новых спасшихся. Вайолет, Клаус и Солнышко — единственные, кто уцелел после вчерашнего шторма. Не стану вас принуждать, но раз уж вы все равно пришли ко мне за советом насчёт штормовой добычи, почему бы вам заодно не представиться новым поселенцам?
— Отличная мысль, Ишмаэль! — сказал кто-то стоявший ближе к выходу.
— Называйте меня Иш. — Ишмаэль погладил бороду. — Итак, кто первый?
— Вероятно, я, — отозвался славного вида мужчина, который держал в руках что-то похожее на большой металлический цветок. — Приятно с вами познакомиться. Меня зовут Алонсо. Я нашёл пропеллер от аэроплана. Должно быть, бедняга пилот угодил прямо в шторм.
— Какая жалость, — заметил Ишмаэль. — Что ж, аэропланов на острове нет, значит, пропеллер вряд ли пригодится.
— Простите, — робко вмешалась Вайолет, — я немного разбираюсь в механизмах. Если мы приделаем пропеллер к мотору, приводимому в движение вручную, то получим настоящий вентилятор, он будет создавать прохладу в особенно жаркие дни.
Среди присутствующих послышался одобрительный гул, и Алонсо улыбнулся Вайолет.
— Здесь и в самом деле бывает здорово жарко, — сказал он. — Идея неплохая.
Ишмаэль хлебнул из раковины и нахмурился, глядя на пропеллер.
— Это как посмотреть, — возразил он. — Если сделать один вентилятор, начнутся споры — на кого его направить.
— Можно делать это по очереди, — предложил Алонсо.
— И чья очередь наступит в самый жаркий день? — парировал Ишмаэль, и глагол этот в данном случае означал «сказал твёрдым разумным тоном», хотя не обязательно его высказывание было разумным. — Не стану тебя принуждать, Алонсо, но я не думаю, что вентилятор стоит всех проблем, которые могут из-за него возникнуть.
— Пожалуй, вы правы. — Алонсо пожал плечами и положил пропеллер на деревянные сани. — Пускай козы везут его в чащобу.
— Превосходное решение, — одобрил Ишмаэль, и вперёд выступила девочка старше Вайолет года на два.
— Я — Ариель. Я нашла вот это там, где отмель едва прикрыта водой. Думаю, это кинжал.
— Кинжал? — повторил Ишмаэль. — Ты же знаешь, оружие на острове не приветствуется.
Клаус присмотрелся к предмету, который держала Ариель: он выглядел скорее деревянным, чем металлическим.
— По-моему, это не кинжал, — сказал он. — Это скорее нож для разрезания страниц в книгах. В наше время книги продаются с уже разрезанными страницами, но ещё недавно каждая страница соединялась со следующей, так что читающему приходилось разрезать бумагу специальным инструментом.
— Интересно, — заметила Ариель.
— Это как посмотреть, — проговорил Ишмаэль. — Не представляю, для чего нам здесь этот предмет. К берегу нашего острова не прибило ещё ни одной книги — бури просто-напросто рвут книги в клочья.
Клаус сунул руку в карман и дотронулся до спрятанной там записной книжки.
— Никогда не знаешь, не подвернётся ли вдруг книга, — заметил он. — Мне кажется, это орудие стоило бы сохранить.
Ишмаэль вздохнул и посмотрел сперва на Клауса, потом на девочку.
— Что ж, я не намерен тебя принуждать, Ариель, — заключил он, — но на твоём месте я бы бросил эту дурацкую вещь в сани.
— Я убеждена, что вы правы, — отозвалась Ариель. Она кинула на Клауса извиняющийся взгляд и положила деревянный нож на сани рядом с пропеллером, а вперёд вышел толстенький человек с загорелым лицом.
— Фамилия — Шерман, — сказал он и слегка поклонился в сторону Бодлеров. — А я нашёл тёрку для сыра. Чуть пальца не лишился, пока отбирал её у крабов!
— Ну и незачем было стараться, — проговорил Ишмаэль. — Терка для сыра не слишком нужна, когда нет сыра.