Но да, выйти на улицу надо. Вдруг это не так? Да и если так... Надо найти, кто еще выжил. Не можем же мы быть единственными? - Надо. Но сначала - поесть. Нечего тут на голодный желудок мир спасать! «Если еще есть, что спасать» - добавляет, уже про себя, Ираида. Ираиде не страшно. Не может быть, чтобы ей было страшно. Она же никогда и ничего не боялась - всегда готова была на подвиг, на безумный поступок. Всегда готова рискнуть и повести за собой тех, кто, казалось, не способен преодолеть свой страх. Другим казалось, но не ей. Она была уверена. И вот теперь, когда уже бояться нечего, когда, вроде бы, все позади - смерть, жизнь, ужас последней ночи, - ее вдруг охватывает нервная дрожь. Она вдруг пугается возможности выжить. Сущая глупость, но она вдруг пугается ответственности, которая ляжет на нее, если они действительно последние. Ираида следит, чтобы все поели, следит, чтобы не начали ругаться Арса и Костя, чтобы все шло как можно более «как обычно». Какая, по сути, глупость. Как обычно уже точно не будет. - Нужно позвонить домой, - Вдруг, словно спохватившись, говорит Алан. Арса вздрагивает и достает телефон. На нем, как видит Ираида из-за его плеча, пять пропущенных. Все от родителей. Ираида догадывается, чувствует как-то, что надо остановить Арсу, потому что если он сейчас позвонит, то тот хрупкий мир, что она успела построить за это утро будет разрушен. Потому что Алан не простит Арсе, что тот не ответил на, скорее всего, последний звонок родителей. Но Арса уже набирает номер, подносит трубку к уху, задерживает, невольно, дыхание, под мерные, тягучие гудки. Выдыхает, когда кончаются гудки. Ираида видит, как бледнеет Арса, переводит взгляд на ребят, сидящих в комнате, будто желая услышать, что это все - чья-то глупая шутка, что родители просто спят (и не важно, что обычно они просыпаются в пять утра - люди рабочие, энергичные), что просто не слышат телефона (хотя, насколько помнит Ираида, такого еще ни разу не было. Ни разу). Внезапно, в наступившей тишине всхлипывает Алан, бежит в соседнюю комнату, и оттуда, уже одетым, выбегает на улицу. Ираиде кажется, что весь мир запущен в быстрой промотке, а ее, наоборот, поставили на паузу. Ираида бросается к выходу тогда, когда Алан уже выбегает из подъезда - она видит это из окна. Когда она догоняет Алана, тот стоит на пороге своей квартиры и тихо воет, зажав рот ладонью. Подоспевшие за ней Арса и Костя замирают в оцепенении, и Ираида понимает, что ей опять надо действовать, иначе никто ничего не сделает. А еще она понимает, что все-таки, все умерли. К дому подбегает Надя, заходясь в рыданиях. Ираида не знает, что делать дальше. Откровенно и просто - в шоке. Почти. Потому что шок - это роскошь, которую она не может себе позволить. Потому что она начинает говорить уже через несколько секунд, а думать - гораздо позже. Потому что мысли мешают скорости, потому что она понимает, что надо спасать. Ребят. Себя. Остатки человечества. Ираида хватает под локоть Алана, выволакивает его в подъезд, запирает дверь. Потом, почти силой, заставляет всех ребят выйти на улицу, усесться на лавочки. Она встает перед ними, чтобы сказать что-то, придумать план действий, утешить, но не может найти подходящих слов - тогда она понимает, что говорить ей придется так же, как до этого она действовала: начать движение, открыть рот, заговорить -, а дальше все само пойдет. Потому что она не успевает думать. - Мы должны найти других выживших! - объявляет она, и сама удивляется здравости этой мысли. Ведь они же действительно должны быть. Ираида разрешает себе даже немного расслабиться, - То, что случилось -, а теперь ясно, что все вышло именно так, как предсказывали - ужасно. И я не знаю, может и настал тот день, или настанет вскоре, когда живые предпочтут умереть, завидуя мертвым. Я не знаю, почему мы живы. Я не знаю, кого винить в смерти наших родных, друзей. Точно - не нас. Мы могли быть неправы во многом, могли быть грубы с ними, могли не успеть что-то сделать, сказать. Это в прошлом. Мы ничего не изменим. Но мы можем помочь тем, кто остался жив. Согласны? Радостных и одобрительных возгласов, разумеется, за ее речью не следует. Она не производит магического воодушевляющего эффекта - Алан продолжает трястись, Надя плачет, часто всхлипывая. Но Арса поджимает губы, вытирает глаза и кивает, а Костя глухо «угукает» - этого ей пока достаточно. Алан вдруг вдыхает судорожно, открывает рот, будто собирается сказать что-то, закрывает, но, наконец, собравшись, обращается к Ираиде напрямую, впервые за все время их знакомства. - Ты права. Я бы попросил похоронить... Всех. Но тут слишком много. И, думаю, теперь уже это бессмысленно. Я-... Ир, извини. Ты столько для нас делаешь... А я к тебе даже по имени, вроде, не обращался ни разу. Не знаю, откуда у тебя столько сил. Спасибо-... - по лицу Алана текут слезы, и он уже не пытается это скрыть. Голос срывается, и Ираида вдруг срывается с места, обнимает его. - Ты ни в чем не виноват - говорит она - все хорошо. Если хочешь, можем пойти домой, на какое-то время. Я понимаю, быстро ты не справишься, но хоть немного успокоишься. Алан мотает головой, а потом чуть усмехается, и от этой усмешки, кажется, слезы начинают литься только сильнее. - Думаю, вам надо переодеться. А так - надо быстрее искать остальных. У них же нет тебя, как они справятся? - Ираида улыбается ему дрожащими губами, встает, берет за руку Надю, шепчет ей утешающие глупости и ведет в сторону дома всех ребят. Дома она почти заставляет их переодеться, умыться и выпить чаю - другого «успокаивающего» напитка она им не дает. Она просит Арсу остаться с Надей, а Костю пойти с ней искать других выживших - Алан же сам говорит, что пойдет с ними, таким тоном, что Ираида понимает, что спорить с ним бесполезно. Они не решаются разделиться - боятся поддаться страху, разгуливая в одиночестве по мертвому городу, который пока что, будучи вместе, могут игнорировать, стараться не замечать, не видеть, во что превратились знакомые дворы и улицы. Костя с Ираидой заходят в каждый подъезд, кричат «есть кто живой?», заглядывают в окна. Алан идет за ними, но - Ираида видит - боится смотреть, только кричит. Она почти уже решает предложить ему вернуться домой, но останавливает себя, понимая, что дома ему будет только хуже. Они уже собираются уйти в соседний район, когда на очередной их призыв откликается кто-то хриплым голосом. Ираида тут же бежит в подъезд, откуда доносится звук, а за ней и Костя с Аланом. На ступенях грязного, изрисованного граффити подъезда сидит бледный парень с искусанными в кровь губами, а рядом, внизу пролета, на полу, лежит труп девушки.