— Это, видите ли, довольно просто, — сказал академик, и тут же поправил себя: — Хотя в истории ничего простого не бывает. Нет-с, не бывает.
Так начался рассказ, который очень запомнился; много лет спустя его повторяли и в Шлиссельбурге, и в Морозовке. Николай Александрович говорил о двух крепостях: Бастилии — во Франции и Шлиссельбургской — здесь, на Неве. Они почти ровесницы, построены в одном веке. И судьба у них одинаковая.
Та и другая были тюрьмами для революционеров. Ту и другую народ разрушил, знаменуя падение монархии, самодержавия, тирании. Бастилию — в июле 1789 года, Шлиссельбургскую — в феврале 1917 года.
— Тогда, в семнадцатом, — улыбнулся, припоминая, Морозов, — я получил письмо из Парижа. До сих пор не понимаю, как оно дошло через фронты и враждебные нам страны. Но оно дошло. Это было письмо от французского астронома, о котором я всегда думал, что он Луну и Марс знает лучше, чем Землю. Зовут этого замечательного звездочета Камилл Фламмарион.
Николаю Александровичу так часто приходилось повторять письмо, что он и сейчас прочел его наизусть, без запинки:
«Да здравствует обновленная Россия! — писал Фламмарион. — Сердца всех французов бьются в унисон с вашими сердцами. Этот ваш „восемьдесят девятый год“ достоин нашего, — он еще поучительней, так как монархия у вас казалась всесильной».
— Изумительное было в другом, — Морозов поднял руку, желая подчеркнуть то, что сейчас будет сказано: — Русские пошли дальше французов. У нас после февраля был октябрь… Да-с, октябрь… И еще были годы неимоверной борьбы. И тогда я, бывший узник каторжного острова и ученый, переживший трех царей и увидевший осуществление мечты своей жизни, получил право отметить исторический факт: Русской Бастилии навсегда и бесповоротно — конец!
— Ну, вот-с, — неожиданно заключил Николай Александрович, — все-таки я сказал речь.
Вода в протоке неслась, вскипая на невидимых перекатах, вихрясь воронками в омутах. Невская вода и в ясный день не знает покоя.
За протокой, в самом начале Невы, высился маленький островок; на нем — гранитные стены с башнями и бойницами. Гранит пророс тонким ивняком и кустарником.
Кустарник цвел пламенными, издалека видными гроздьями.
Передний, он же и задний форзац
