― Спасибо, ― всхлипывает она, обнимая меня. ― Ты на самом деле такая крутая, как все говорят.
Я тоже обнимаю ее. Крутая, да? Согласна. Спустя мгновение я отстраняюсь, осматривая ее лицо.
― У тебя все будет в порядке.
Она вытирает слезы и кивает.
― Я даже не плачу так часто.
― Я это проигнорирую, ― отвечаю я. А потом смотрю на ее губы. ― Эй, что это за помада?
Ее глаза загораются, и она выпрямляется.
― О! Это потрясающая Velvet Ribbon от Лизы Элдридж! Пойду принесу.
Она передает мне свой бокал вина и идет в ванную. Хлоя Энн скользит ко мне.
― Заставила ее плакать, да?
Я улыбаюсь.
― Даже не пыталась.
― А ты плакала на своей свадьбе? Я не помню.
Я киваю.
― О, да. Веселые времена. Ты тоже плакала.
― О, нет.
― Да, плакала. Ты устала, капризничала и хотела домой.
― Это не считается, Вера.
Я пожимаю плечами.
― И все же ты это делала.
Руби возвращается из своей комнаты с помадой в руке, уже взяв эмоции под контроль. Она накладывает мне помаду, а потом и Хлое Энн. А затем и всем остальным.
А потом мы начинаем пить.
МАТЕО
Мы с Верой просыпаемся с похмелья.
Несмотря на то, что девочки, по словам Веры, не занимались ничем, кроме как сидели дома, когда мы вернулись с нашей вечеринки, место было буквально усеяно бутылками из-под вина и шампанского. Вера, финская подруга Руби, Елена, жена Марко, Инес, и жена Бенедитто, Тереза, бодрствовали, танцевали, были уморительно воинственно настроены и пили прямо из бутылки.
К счастью, у остальных женщин осталось немного здравого смысла. Руби едва ли пила что-то, потому что не хотела похмелья на своей свадьбе, а Талия оставалась верной своей роли матери-наседки и была относительно трезва, чтобы позаботиться о Давиде Роберто, Хлое Энн и малышке Элис. Когда мы вернулись домой, они все быстро уснули. Понятное дело, я тоже не бы ангелом. Когда еще до темноты яхта пришвартовалась в гавани, мы остались на ней еще на несколько часов, напиваясь.
Лежа с пульсирующей головой и ощущением ваты, наполняющей мой рот, я всем сердцем сочувствую Лучано. Надеюсь, ему хватило ума отступить, в отличие от всех нас. Я помню, Алехо пытался его напоить, но не уверен, что ему это удалось.
― О, боже мой, ― произносит Вера, медленно ворочаясь на кровати за моей спиной. ― Я умираю.
― Я тоже, ― отвечаю. ― Я тоже.
― Как мы собираемся пережить эту свадьбу? ― стонет она, закрывая лицо ладонями. ― Зачем я это сделала с собой?
― Что ж, моя Эстрелла, ― отвечаю я, аккуратно разворачиваясь, чтобы не потревожить некий баланс у меня в голове. ― Мы оба давно не были на вечеринке. И это правильно. Я слишком стар для такого дерьма.
― Мне кажется, я тоже.
Я смеюсь, несмотря на то, что это приносит боль.
― Тебе тридцать один. Ты только достигла границы, когда похмелье преследует тебя целый день и за меньшее количество спиртного. Наслаждайся, пока есть такая возможность.
В ответ она только стонет.
Вскоре я встаю, пользуюсь туалетом, а потом направляюсь в кухню, где обнаруживаю Алехо с Талией, которые уже проснулись и поглощают тосты с «Нутеллой», запивая их кофе.
― Кофе, ― бубню я, как зомби, направляясь к френч-прессу. Наполняю для себя чашку, а потом прислоняюсь к островку и осматриваю их.
Они оба выглядят бодрыми и на удивление хорошо.
― В чем дело? ― спрашиваю я, мой обвинительный взгляд сосредотачивается на Алехо. ― Я знаю, сколько ты выпил. Почему ты выглядишь помолодевшим?
Алехо пожимает плечами, ухмыляясь мне.
― Не знаю, Матео. Может, потому что мне двадцать семь, а ты стар, как черт?
― Ты забыл, что я твой тренер. И могу наказать тебя многими способами.
― Это раздражает, правда? ― спрашивает Талия, закатывая глаза. ― Я выпила всего бокал вина, а расплачиваться за это буду целый день. Этот мужчина пьет, как рыба, но превращается в Супермена.
Алехо все еще улыбается.
― Эй, я не могу изменить того, каков я есть.
― Я выпила всего бокал прошлым вечером и до сих пор чувствую себя захмелевшей, ― говорит она, зевая. ― Давид Роберто тоже практически не спал этой ночью. Спасибо, боже, что он спит сейчас. Он вас не побеспокоил?
― Ни капельки, ― отвечаю ей, делая спасительный глоток кофе. Ах. Возможно, это и есть ответ. ― Опять же, я отрубился.
― А как Вера? ― спрашивает она, кривясь над чашкой.
― Отвратительно! ― выкрикивает Вера, внезапно появляясь в дверях. ― Она чувствует себя отвратительно, спасибо, что спросила.
Моя жена слегка похожа на воплощение смерти, так что немного странно, что она выглядит невероятно горячо в своей помятой ночной рубашке, без лифчика, с торчащими сосками. Дерьмо, кажется, меня это заводит. Мне нужно сосредоточиться на чем-то другом. Ах, да, моя проклятая головная боль. Это сработает.
Талия смеется.
― Я же говорила тебе не пить шампанское после красного вина. Разве ты не знала, что это не приведет ни к чему хорошему?
Я улыбаюсь. Талия ― одна из моих любимых людей, женщина, которую я на самом деле уважаю и которой восхищаюсь. Вера относится к ней так же, поэтому мне забавно, что Талия применяет на ней роль матери. Она мне ближе по возрасту, чем Вере или даже мужу, и хорошо играет свою роль.
Вера кривится, а потом плетется за кофе.
― Это будет последнее испытание, ― говорит она, выливая остатки в чашку. ― Если я смогу выпить это, то буду уверена, что проживу день. Если меня будет тошнить от кофе, надежда потеряна.
Вера делает глоток, а мы все ждем ее вердикт. Она выдавливает из себя улыбку, глаза прищуриваются от удовольствия.
― Хорошо.
― Хорошо, ― вторит Талия. ― Потому что мы должны собираться.