Люси широко улыбнулась сквозь слёзы.
— Ничего страшного, идиот. Главное, что вернулся.
— Как Хару и Эли?
Ей приходилось напрягать свой ослабевший слух, чтобы слышать разносящийся тихим шелестом голос мужа.
— Хорошо, — Люси коротко рассмеялась, вспомнив лица детей. — Они всё время на заданиях. Ты же знаешь… Они в своём репертуаре. Недавно гильдии пришёл огромный счёт за разрушенную статую Милдиана.
Нацу улыбнулся.
— Мои дети.
— Наши.
Между ними повисла тишина. В открытые окна проникал свежий ветер сумеречной Магнолии, а небо окрашивалось оттенками алого. Люси невольно вспомнила тот закат солнца, в который впервые осознала, что не смогла бы прожить жизнь без Нацу.
Как много и в то же время преступно мало времени прошло с тех пор.
— Сколько меня не было?
Люси замялась с ответом, бездумно гладя тёплую руку мужа.
— Три месяца.
— Долго.
— Ничего…
— Дольше обычного, — перебил он её и отвёл взгляд.
Люси наклонилась вперёд, запустив руку в волосы Нацу, и прижалась лбом к его лбу. Она малодушно закрыла глаза, а сердце предательски сжалось, пытаясь отрицать вновь и вновь то, что происходило. Она не была готова. Не сейчас.
Но в то же время Люси осознавала: это неизбежно. И меньше всего она хотела, чтобы Нацу, родной и любимый Нацу, разделивший с ней долгую и полную счастливых моментов жизнь, о которой она и не смела мечтать, запомнил её плачущей. Она должна была быть сильной. Ради него.
— Я буду с тобой до самого конца, — прошептала она ему в самое ухо и решительно переплела с ним пальцы.
Нацу посмотрел на неё, и нежность, гордость и уверенность были смешаны в этом взгляде.
— Я боюсь только об одном, — сказал он, закрыв глаза, и в руке его она почувствовала дрожь. — Что уйду не помня.
— Не бойся. Воспоминания о нас могут стереться из твоей памяти, но не из сердца. Здесь, — она легко коснулась его груди, невольно закусив губу от слабых ударов, которые однажды она не услышит. — Здесь мы останемся с тобой навсегда. Так же, как и ты будешь в наших сердцах до тех пор, пока они бьются. И даже дольше.
— Ты всегда умела находить правильные слова, — улыбнулся Нацу.
Бронзовые лучи заходящего солнца накрыли разметавшиеся седые волосы Нацу Драгнила, окрасив их в такой знакомый оттенок его юности. Он подставил лицо тёплым лучам, тихо прошептав:
— Ты рассказывала мне истории о великом воине, который победил тёмного мага. Я хочу, чтобы меня помнили именно таким, каким я был в твоих рассказах, Люси. Сильным, смелым и храбрым. Я хочу запомниться Саламандром. Великим воином.
— Хорошо, — Люси устремила взгляд на заходящие лучи солнца, и вместе с Нацу наблюдала за тем, как небо медленно сменяло свои краски.
И мальчик, что родился с первыми его лучами, ушёл тогда, когда последние его лучи скрылись за горизонтом.
У всего великого, каким бы оно ни было долгим, завораживающим, героическим и вдохновляющим — есть свой конец.
У историй. У городов. У людей.
У Конца нет исключений. Спасал ли ты деревни или разрушал их, был ли невинным праведником или порочным грешником, путешествовал ли ты или же не покидал родных краёв, было ли тебя девяносто или девять…
У Конца нет исключений. Конец наступит у всего. Заберёт своими когтистыми лапами, оборвав линию жизни, или безжалостно поставит точку в чьей-то недописанной истории.
У Конца изменчивая натура. Иногда он наступает внезапно, погребая под силами стихий целые цивилизации. А иногда он медленно крадётся, год за годом забирая молодость и здоровье, чтобы однажды постучаться в окно костлявой рукой и сверкнуть лезвием косы за спиной.
И у Конца нет жалости.
Потому у Конца и нет исключений.</p>