Но я жива, думает она. По крайней мере, жива. О чем я думала? Боже, о чем я только думала?
Голос Брейди еще остается в ней; скользкий вкус чего-то, что она проглотила, когда оно еще было живое.
— Джером! — говорит Холли. — Ты слышишь меня?
— Да.
— Я хочу, чтобы ты выключил «Заппит» и положил его на стол Билла. — А потом, как вечный перестраховщик, добавляет: — Вниз экраном.
Джером морщит широкий лоб:
— А надо?
— Да. Прямо сейчас. И не глядя на эту чертову штуку.
Еще до того, как Джером успевает выполнить этот приказ, Ходжес бросает взгляд на рыбок, которые плавают, и на еще одну синюю вспышку. На мгновение по его телу прокатывается волна головокружения — может, это от обезболивающего, а может, и нет. Затем Джером нажимает кнопку в верхней части устройства, и рыбки исчезают.
Ходжес чувствует не облегчение, а, скорее, разочарование. Может, это безумие, но, учитывая его нынешнюю проблему со здоровьем, может, и нет. Ему приходилось видеть гипноз, который применялся, чтобы помочь свидетелям лучше вспомнить ситуацию, но по сей день он еще не осознавал его силы. У него возникает мысль, возможно, в этой ситуации кощунственная, что «Заппит» с рыбками может лучше помогать от боли, чем то, что прописал доктор Стамос.
Холли говорит:
— Сейчас я буду считать от десяти до одного, Джером. Каждый раз, когда ты будешь слышать цифру, ты все больше будешь приходить в себя. Ладно?
Несколько секунд Джером ничего не говорит. Он сидит спокойно, мирно, находится в некой иной реальности и, возможно, пытается решить, не хочет ли поселиться там на дольше. А Холли дрожит, как камертон, и Ходжесу даже слышно, как ее ногти врезаются в ладони, когда она сжимает кулаки.
Наконец Джером говорит:
— Да, пожалуй, ладно. Ведь это ты, Холлиберри.
— Начинаем. Десять… девять… восемь… ты возвращаешься… Семь… шесть… пять… просыпаешься…
Джером поднимает голову. Его глаза направлены на Ходжеса, но тот не уверен, что парень его видит.
— Четыре… три… почти здесь… два… один… просыпайся! — Холли хлопает в ладоши.
Джером резко дергается. Одна его рука задевает «Заппит» Дины и сбрасывает его на пол. Джером смотрит на Холли с выражением такого удивления, которое при других обстоятельствах могло бы показаться смешным.
— Что это было? Я уснул?
Холли падает в кресло, предназначенное для клиентов. Она глубоко вдыхает и вытирает потные щеки.
— Где-то так, — говорит Ходжес. — Игра тебя загипнотизировала. Как и твою сестру.
— Вы уверены? — спрашивает Джером и смотрит на часы. — Да, видимо, так. Я потерял пятнадцать минут.
— Скорее двадцать. Что ты можешь вспомнить?
— Кликал по розовым рыбкам, они превращались в цифры. На удивление сложно это сделать. Надо очень внимательно смотреть, действительно сконцентрироваться, а синие вспышки совсем в этом не помогают.
Ходжес поднимает «Заппит» с пола.
— Я бы не стала его включать! — резко говорит Холли.
— Не буду. Но вот вчера вечером я его включил, и, знаете, не было там синих вспышек, и розовые рыбки в цифры не превращались, хоть пальцы все об них отбей. И мелодия сейчас не такая. Не то что совсем уж другая, но не такая.
Холли поет идеальным голосом:
— Где море, где море красивое, мы будем с тобой счастливы… Мне мама пела, когда я была маленькая.
Джером смотрит на нее более напряженно, чем она может выдержать, и она отводит глаза, встревоженная.
— Что? Что такое?
— Там были слова, — рассказывает Джером, — только не такие.
Ходжес слов не слышал, слышал только мелодию, но ничего не говорит. Холли спрашивает Джерома, может ли он вспомнить те слова.
У Джерома музыкальный слух не такой тонкий, как у Холли, но и из его пения ясно, что он слышал ту же самую мелодию:
— Усни, засыпай, будь счастлив, пусть сон тебе снится красивый… — На этом останавливается. — Дальше не помню. Если мне это вообще не показалось…
Холли говорит:
— Теперь мы точно знаем. Кто-то определенным образом изменил демо «Рыбалки».
— Напустил туда заразы.
— А это что такое? — не понимает Ходжес.