— А, их всех отпустили с уроков. Отопительная система в школе в очередной раз обосралась. Третий раз за зиму, и это только январь. Мэр говорит, мол, здесь в Лоу все круто, рабочих мест полно, все ужасно процветают, сплошное счастье и благоденствие. Он с нами встретится, когда будут перевыборы. Приедет на своем бронированном внедорожнике.
— А Невилл пострадал?
— Только ладони содрал, да и все. Женщина по ту сторону улицы — она ближе всех была к месту происшествия, рассказала, что он оттолкнул девушку и, цитирую: «Налетел на нее, как здоровенная птица».
— Он понимает, что может быть свободен?
— Понимает, но он согласился подождать. Хочет знать, как там девочка. Пойдем. Поболтаете с ним, да и отпустим его на свободу. Если только у вас есть какие-то причины, чтобы его не отпускать.
Ходжес улыбается:
— Я просто здесь по делам мисс Робинсон. Позвольте у него парочку вещей спросить, и мы оба перестанем мозолить вам глаза.
В комнате для допросов тесно и душно, над головой поскрипывают трубы отопления. Но эта комната, очевидно, самая красивая во всем отделении: там стоит софа, а стола с железякой сбоку, к которой наручниками приковывают задержанного, нет. Софа тут и там заклеена лентой, и Ходжес вспоминает о мужчине, которого Нэнси Элдерсон видела на Хиллтоп-курт, — том, в заклеенной куртке.
Дерис Невилл сидит на диване. В плотных брюках и застегнутой на все пуговицы рубашке — белый верх, черный низ — он имеет вид нарядный и старомодный. Единственные проявления стиля — бородка и золотая цепочка на шее. Сложенная школьная куртка переброшена через спинку дивана.
Когда детективы заходят, он встает и протягивает руку с длинными пальцами, словно созданную для баскетбола. Ладонь намазана оранжевым антисептиком.
Ходжес осторожно жмет руку, помня, что она поцарапана, и представляется.
— У вас сейчас нет никаких проблем, мистер Невилл. Собственно, Барбара Робинсон прислала мне поблагодарить вас и позаботиться, чтобы у вас все было хорошо. Она и ее семья — мои давние друзья.
— И как она?
— Ногу сломала, — говорит Ходжес, подтягивая себе стул. Его рука машинально ползет вверх и берется за бок. — Могло бы быть значительно хуже. Готов поспорить, она в следующем году опять в футбол играть будет. Садитесь, садитесь.
Когда Невилл садится, колени у него оказываются почти на уровне подбородка.
— Да тут я, можно сказать, виноват. Мне не надо было ее дразнить, но она такая симпатичная и вообще… Но… Ну у меня же не повылазило… — После паузы исправляется. — Ну не слепой же я. Под чем она была? Вы не знаете часом?
Ходжес хмурит брови. Мысль о наркотиках в связи с Барбарой у него как-то не появлялась, хотя должна бы: она же подросток, а эти годы у них — время экспериментов. Но ведь он три или четыре раза в месяц ужинает в Робинсонов и никогда не замечал у девочки никаких признаков употребления наркотиков. Может, он был слишком близок к ней. Или просто слишком старый.
— А почему вы думаете, что она была под действием наркотиков?
— Ну, хотя бы потому, что… что она сюда пришла, это первое. А на ней шмотки «Чэпл-Ридж». Я это знаю, потому что мы с ними дважды в год играем. Ну и разносим их. И еще она брела как в тумане. Стоит на бордюре рядом со «Звездной мамочкой» — там, где гадалка сидит, и вид у нее такой, как будто сейчас бросится под машину. — Дерис пожимает плечами. — Ну и я с ней немного поболтал, стал немного поддевать ее, чего, мол, от мамы ушла. А она как разозлится, как кошка. А мне она понравилась, ну и… — Он смотрит на Хиггинса, потом снова на Ходжеса. — Вот сейчас будет о том, в чем я виноват, и я все честно расскажу, о'кей?
— О'кей, — говорит Ходжес.
— Ну вот, смотрите, я у нее игру забрал. Так, пошутил просто, понимаете? Поднял над головой. Насовсем забирать я не собирался. А она мне как поддаст ногой — как для девочки, будь здоров удар — и обратно забрала. Вот тогда выглядела она совсем не как обдолбанная.
— А как, Дерис? — автоматически называет парня по имени Ходжес.
— Ну, слушайте, безумной! А еще испуганной. Словно до нее только дошло, куда она попала, что она на такой улице, где девочки в форме частных школ не ходят, а тем более одни. МЛК-авеню? Добро, бля, пожаловать! — Он наклоняется вперед, сложив длиннопалые руки между колен, лицо становится серьезнее. — Она не понимала, что я шучу, представляете себе? Она запаниковала, понимаете?
— Понимаю, — говорит Ходжес, и, хотя голос у него заинтересованный, он на самом деле находится на автопилоте, пораженный словами Невилла: «Я у нее игру забрал». Какая-то часть его ума говорит, что это не может быть связано с Эллертон и Стоувер. Но большая часть убеждена, что связь есть, и непосредственная. — Пожалуй, вы огорчились.