— Прекрасно, Керм. Спасибо!
— Тела уже перевезли?
— Вот прямо сейчас везут в морг, но Иззи все сняла на айпад.
Он имел в виду Изабель Джейнс, с которой Пит работал, когда Ходжес вышел на пенсию.
— Хорошо. Я тебе эклер привезу!
— Да тут и так целая булочная. А где ты сейчас, кстати?
— Да так, ничего особенного. Сейчас еду к вам.
Ходжес заканчивает разговор и спешит к лифтам.
Сорок пятая пациентка доктора Стамоса, наконец, выходит из смотрового кабинета. Консультация для мистера Ходжеса была назначена на девять, а уже полдесятого. Бедолага, видимо, уже не выдерживает, видимо его ждут другие дела. Она выглядывает в коридор и видит, как Ходжес разговаривает по мобильному.
Марли встает и заглядывает в кабинет врача. Доктор Стамос сидит за столом, перед ним открытая папка, на ярлыке которой напечатано: «Кермит Уильям Ходжес». Доктор разглядывает что-то в ней и трет висок, словно у него болит голова.
— Доктор Стамос! Можно звать мистера Ходжеса?
Врач поднимает голову, потом смотрит на часы на столе.
— Боже ж ты мой — да! Понедельник еще тот, да?
— День тяжелый, — говорит Марли и выходит из кабинета.
— Люблю свою работу, а вот этого в ней не люблю[7], — произносит Стамос.
Теперь Марли удивляется. Оглядывается на него.
— Не берите голову. Это я сам с собой. Зовите его. Давайте уже отстреляемся.
Марли выглядывает в коридор именно в тот момент, когда на втором конце двери лифта закрываются.
Ходжес позвонил Холли с паркинга рядом с медицинским центром, и, когда он подъезжает к Тернер-билдинг на Нижней Мальборо-стрит, где расположен их офис, она уже стоит на улице и между ее практичных ботинок стоит чемоданчик с документами. Холли Гибни — сейчас ей уже далеко за сорок, довольно высокая и стройная, темные волосы обычно собраны в тугую гульку на затылке. Этим утром на ней большая теплая куртка «Норс Фейс», и капюшон обрамляет маленькое личико женщины. Наверное, это лицо можно было бы назвать обычным, рассуждает Ходжес, — но пока не увидишь ее глаза, красивые и очень умные. Правда, долго в них не насмотришься, потому что обычно Холли быстро отводит взгляд.
Ходжес подводит свою «тойоту-приус» к бордюру — и Холли прыгает в машину, сбрасывает перчатки, и держит руки над обогревателем с пассажирской стороны.
— Долго же ты ехал сюда.
— Пятнадцать минут. С другого конца города. Кланялся каждому светофору.
— Восемнадцать минут! — поправила Холли; Ходжес тем временем входит в транспортный поток. — Потому что гнал на полной скорости, а это совершенно непродуктивно. Если держать скорость ровно двадцать миль в час, то будешь встречать практически всегда зеленый свет. Они все согласованы. Я же уже говорила несколько раз. Ну а что же сказал врач? Как там твои тесты — все на отлично?
Ходжес думает над вариантами, которых всего два: сказать правду или уклониться от истины. Именно Холли, заметив у него нелады с желудком, буквально загнала его к врачу. Сначала просто как будто давило, а потом и болеть начало. Хотя у Холли и есть личностные проблемы, ее надоедливость весьма результативна. Она как собака с костью, иногда думает Ходжес.
— Еще нет результатов, — и это не совсем и ложь, говорит себе Ходжес: ведь у меня их и правда еще нет.
Она меряет его сомнительным взглядом, а машина уже выезжает на скоростную магистраль. Ходжес терпеть не может, когда она так на него смотрит.
— Я прослежу, — добавляет он. — Поверь мне.
— Верю, — отвечает коллега. — Верю, Билл.
От этого ему становится еще хуже.
Она наклоняется, открывает чемоданчик и достает айпад.
— Я тут посмотрела кое-что, пока ждала. Хочешь послушать?
— Давай-ка!
— Мартине Стоувер было пятьдесят лет, когда ее покалечил Брейди Хартсфилд. Поэтому сейчас ей должно быть пятьдесят шесть. Может, пятьдесят семь, но это маловероятно, потому что сейчас только январь, не так ли?