Тогда она позволила себе — или заставила? — посмотреть на кровать. Эмоции кипели в ней, она подавляла их, пока они не утихли.
— Я найду того, кто сделал это с вами, Александр. И убью его.
Виддершинс еще никогда так не говорила о смерти. Она убивала, но когда ее вынуждали. Но ее обещание было холодным и твердым, как камень.
Она бережно заперла дверь, уходя, хоть это никого не остановило бы. Шорохи доносились из других квартир в коридоре. Ее крики точно привлекли внимание, но людям хватало ума не открывать двери, пока они не убедятся, что тут безопасно.
Насколько было возможно безопасно.
Одна дверь открылась немного, было видно тьму и белое отражение любопытного глаза. Шинс прорычала что-то невнятное, и дверь быстро закрылась.
На лестнице она не топала, но и не шла осторожно, как раньше. Лестница скрипела и стонала, грозилась рухнуть на стене. Шинс не замечала, ей было все равно.
Небо наверху, когда она посмотрела туда в поисках подсказок, было без звезд. Серое на черном, ночь и тучи. Луна, яркая и чистая за тучами, была для нее лишь пятном краски светлее среди тьмы.
Это подходило. Мир сегодня был в тенях, черный, как мысли и намерения Виддершинс.
— Не знаю! — рявкнула она на робкий вопрос напарника. Она знала, что слышала в его не-голосе, как он заставлял себя успокоиться, делил ее ярость, уравновешивал ее. Помогал ей вернуть контроль над собой.
Ее реакция, несмотря на понимание и благодарность, была с нотками раздражения. Она хотела затеряться в гневе, часть е так и сделала. Она думала, что только так могла не сойти с ума.
— Не знаю, — повторила она немного спокойнее. — Я не знаю, кто это мог сделать. Откуда они знали об убежище или моей связи с Александром. И я не знаю, как мы разберемся. Но я найду их, что бы ни…
— Эй, ты! Стоять на месте!
Ее шум в квартире услышали? Кто-то из здания вызвал помощь? Или их появление было случайностью? Не важно. Они были тут: шестеро стражей вышли из-за угла и шагали по улице к ней.
И этот патруль был стражами, а не солдатами домов, как отряды до этого. В жизни Шинс это было плохим знаком, но сейчас они казались предсказуемыми…
Если подумать…
Шинс держала руки по бокам, не показывая, что сдается, но и не убегая в ночь. Она даже пошла к стражам!
— Пусть поработают за нас, — ответила она ошеломленному Ольгуну. — Вряд ли они что-то найдут, но если они займутся мелочами расследования, мы сможем взяться за важные вещи, — она громко и вежливо сказала. — Я рада, что вы тут, офицеры. Мне нужно сообщить о преступлении.
— В этом районе? Кто бы удивился, — они застыли в паре футов от нее. Их лидер был образцом стража — черно-серебряная форма без изъянов, медальон Демаса сиял, волосы и густые усы были ухожены — он сделал еще шаг и коснулся широкого края шляпы в вежливом приветствии. — Можете представиться, мадемуазель?
— Клэрис де Мондэ, — тут же ответила она. Не одно из ее обычных имен, но под этим именем она снимала эту гнилую квартиру. И ее любимую маску, Мадэлин Валуа, так не поймают одной в таком районе.
Любой фальшивый облик был бы убедительнее, если бы она не была в кожаном костюме в пыли дороги, но…
— И что за беда, мадемуазель де Мондэ?
— Эм… констебль…?
— Лейтенант, — исправил он.
Он не собирался называть имя, и Шинс продолжила:
— Да, лейтенант, кто-то ворвался в мои комнаты и оставил… — голос оборвался, и она не играла, ее снова захлестнули эмоции от мысли, что покой Александра нарушили.
Один из юных стражей в этот миг крикнул:
— Простите, лейтенант Донуа?
Командир патруля вздохнул и оглянулся.
— Нельзя ли подождать, констебль? Я занят.
— Нельзя, сэр, — он нервничал, но не остановился из-за этого. — Прошу, сэр, всего минутку.
— Хорошо, — он коснулся шляпы. — Простите, мадемуазель.
— Конечно, — он отвернулся, и она тихо позвала своего бога. Когда Донуа дошел до юноши, Шинс смогла четко их слышать, хоть они стояли далеко и говорили тихо.
— Сэр, думаю, это она!
Ох, не лучшее начало.
Лейтенант не понимал, о ком говорит его подчиненный, как не понимала и Шинс.
— Кто, констебль?
— Из листовки, что май… начальник Арчибек раздавал пару недель назад. Ее разыскивают…
«Что? Меня не должны обвинять!».
— …за убийство, — закончил юный констебль.
Шинс, казалось, попыталась проглотить уши от шока.
— Если подумать… — начал Донуа.
«Не стоит тут задерживаться для объяснений», — решила воровка.
— Ольгун? Бам.
В конце патруля выстрелил мушкетон одного из солдат. Было сложнее, ведь он не был готов к выстрелу, но Ольгун уже выучил технику. Мушкетон развалился на части. Констебля немного обожгло вспышкой, он вздрогнул так, что его первый ребенок родился бы заикой, а потом закричал, высоко и пронзительно.