Виддершинс перевела взгляд ан комнату. Мебель стояла не так, как она помнила. Кровать стояла боком, а не изголовьем у стены. Дешевый шкаф и дешевый стол были отодвинуты в угол, и в центре оставалось пространство в несколько шагов шириной.
Ошеломление Шинс достигло пика, и она заметила третьего человека в комнате.
Она была выше Робин, возраста Виддершинс или старше. Ее светлые волосы старики сравнили бы со светом луны, но Шинс хватало определения «светлые». На ней была богатая версия одежды Робин, а сверху — зашнурованный черный корсет.
— Кто…? — голова Шинс кружилась, она посмотрела на Робин. — Кто…? — и тогда она увидела еще одно изменение.
Робин опиралась на толстую трость, пальцы побелели от того, как она ее сжимала.
Не только Шинс переполнили эмоции. Руки Робин вдруг задрожали, она оступилась. Ее старая подруга бросилась на помощь, но незнакомка успела первой. Она обвила рукой талию Робин, подняла ее, и, когда девушка выпрямилась, оставила руку на ее плече.
Робин взяла себя в руки и смогла сказать:
— Виддершинс?
Шинс чуть не сломалась. В ней смешались сомнения и страх, радость и надежда, боль и тоска, а еще гнев… Этот яд хлынул в ее сердце, легкие и душу. Рыдая, она бросилась в объятия подруги, замедлившись в последний миг, вспомнив о трости и неустойчивости Робин. Незнакомка убедилась, что Робин не упадет, и немного отошла с пустой маской на лице.
И пару прекрасных мгновений подруги прижимались друг к другу и плакали.
Лишь пару мгновений. Робин отодвинулась без предупреждения и так быстро, что Шинс пошатнулась. Она смотрела на подругу, уже собираясь задать вопрос…
И хоть лицо Робин было мокрым от слез, ее взгляд был тяжелым, она поджала губы.
— Я рада видеть, что ты цела, — сказала девушка почти монотонно. — Мы долго о тебе переживали.
— Робин? Я…
— Ты только прибыла, Шинс? От тебя пахнет, как от старого седла.
Так Робин сказала бы, будь она в хорошем настроении, но теперь это звучало как вынужденные вопросы.
— Робин? — снова начала Шинс. — Ты… не рада меня видеть? Я сделала что-то…
Другая женщина, что кипела в стороне, не выдержала:
— Сделала?! — Шинс вздрогнула от ее голоса и попятилась, незнакомка наступала на нее. — Как ты смеешь спрашивать такое?! Как можно спрашивать такое у нее?!
— О чем ты, безумная…?
— Фостин, — сказала в это время Робин, но женщина не услышала ее.
— Ты ее бросила! — возмущалась Фостин, ее палец злым кинжалом вонзался в грудь Шинс. — Ты была ее лучшей подругой, единственной семьей! Той, с кем было безопасно! И ты просто ушла, оставив ее с вопросами, вернешься ли ты, как она будет справляться, жива ты или мертва. Эгоистичная, бессердечная…!
Шинс видела только огонь, слышала только рев и треск этого огня. С Обера, где она познала презрение к себе и гнев Ольгуна, когда они сливались, она не ощущала ничего схожего с такой злостью. Она не думала, что способна на такое, но гнев охватил ее своими гадкими щупальцами.
Она бросилась, и рывок был быстрым и жестоким, удар нанес бы Фостин серьезную рану. Она атаковала, но Ольгун был там, и он всегда был готов спасти ее от опасности. Даже от самой себя.
Эмоции полились словно из разбитой дамбы, хлынули на ее пылающий гнев. Они выбирались из глубин ее разума, заполняли ее, призванные и направленные ее божеством.
И Шинс поняла, на кого злилась. И почему слова Фостин так ее задели.
Потому что Виддершинс давно обвиняла себя в том же.
Она не могла в тот миг остановить удар. Но они с Ольгуном смогли замедлиться, она раскрыла ладонь, и удар, что мог сломать кости, стал сильным толчком. Женщина отшатнулась к стене, чуть не упала, охнула от боли, прижав руку к груди, но ничего хуже не было.
— Ты ничего не знаешь! — закричала Шинс, кулаки дрожали. Но она заметила, как Робин неуклюже хромает к Фостин. — Ты не знаешь, что я пережила! Что видела! Что потеряла! Мне нужно было на время уйти отсюда! Я должна была…
Фостин перебила ее тихим и спокойным голосом, за которым скрывались железные шипы.
— Уйти от той, кто рассчитывал на тебя, кто тоже видел кошмары? Чтобы и она кого-то потеряла?
Ольгун снова был готов успокоить ее, хоть его гнев уже разгорался, но в этот раз не возникло необходимости. Слова Фостин были коркой льда внутри Шинс, что покрыл ее сердце и горло, и даже ярость не могла его растопить.
— Кто ты? — осведомилась она, когда смогла выдавить слова. — Зачем ты здесь?
Ответила Робин. Размеренно, как артист на сцене, она передала трость в другую руку и обвила правой рукой талию Фостин.