Ниже. Меньше. Тусклее. И остался уголек на конце фитиля, и герцогиня задремала.
А потом вспышка, такая яркая, будто встало солнце. Лючень скатилась с дивана, крича, закрывая рукой лицо, и тогда она поняла, что жара не было. В комнате не было огня.
Нет, ее все еще озаряла одинокая лампа. Щурясь, ожидая, пока глаза привыкнут, герцогиня поняла, что там остался все тот же уголек! Уголек почему-то озарял теперь всю комнату, отбрасывая резкие тени на стены и полки.
И с этим светом пришел сильный запах конфет и корицы.
Лючень заставила себя подняться на дрожащих ногах. Щурясь, она щупала руками, пока не нашла стилет и маленький пистоль на столике рядом с яркой лампой.
Оружие было во всех комнатах поместья. Герцогиня пережила за юные годы много попыток убийства.
— Не лучшее приветствие, — два голоса, юноши и старика, говорили в унисон. Лючень повернулась на звук: она узнала существо по описанию Виддершинс. Эмбрушель, Принц сиротских слез, смотрел на нее зеркальными глазами.
Казалось, в ее горле появился острый камень. Говорить было сложно.
— Как… как ты сделал это с лампой?
Сияние глаз фейри трепетало, он моргнул. Он явно не об этом собирался с ней говорить.
— Я убрал тени вокруг нее, — сказал он. — Чтобы свету было больше места.
— Я не… — она отступила к двери. — В этом нет смысла!
— Еще какой смысл, — возразил Эмбрушель. — Твое понимание «смысла» слишком узкое.
Дети вдали хихикали.
Еще один медленный шаг к побегу.
— Не… — начала она.
— Медленные и глупые смертные думают, что мы такие же! Эта дверь не для тебя. Даже если ты возьмешься за ручку, я смогу вытащить твои кости из твоей плоти и высосать из них костный мозг раньше, чем ты скрипнешь петлями!
Лючень выстрелила в него.
Было сложно сказать, ведь зрачков в его зеркальных глазах не было, но ей показалось, что он пытался тщетно увидеть дыру в своем лбу.
— Зачем это? — он звучал растерянно.
Герцогиня пролепетала что-то в ответ.
Он пошел к ней, это невозможное существо. Она невольно отметила, что он оставлял кровавые отпечатки на ковер, Виддершинс это не описывала.
— Ты разве не спрашивала меня о чем-то? — удивился он.
— Что? Я…? — она пыталась отвлечь его. Если он будет говорить, может, она получит для себя время… — Я думала, ты всегда ходишь со свитой.
Эмбрушель посмотрел на нее как на безумную.
— Они заняты, — объяснил он медленно, будто родитель с глупым ребенком. — А ты думала, что я буду убивать всех в твоих владениях один?
Беатрис поежилась. Ее кинжал выпал из обмякшей руки.
— Я обычно не расправляюсь лично с кем-то старым и без детей, как ты, — он поднял руку, чтобы жуткие прутья вместо пальцев развернулись в ярком свете. — Но я сделаю одолжение для друга.
Крича от гнева, а не страха, герцогиня бросилась на него, решив погибнуть в сражении, а не как беспомощная жертва. Она была с пустыми руками, ведь выронила кинжал, но разницы не было.
* * *
— …определить, что входит в нашу компетенцию, — говорил епископ Сикар собранию священников в часовне. Некоторые были его людьми, из Базилики Священного хора, другие были верны разным Домам. Они днями оставались тут, прерываясь только на сон, еду и молитвы. То, что они сделали с гильдией искателей, пошатнет закон Великой церкви. То, что Сикар хотел сделать, было беспрецедентным. — У нас может не возникнуть шанса. Не нам решать, пробовать или нет, — некоторые заворчали от этого, словно слышали это уже в восьмидесятый раз. — Но если мы займемся этим, я хочу, чтобы мы были уверены, что движемся вперед только ради…
Он не мог дышать. Воздух в часовне застыл. Его тело дрожало, кожа покраснела. Он с трудом и болью заставил себя вдохнуть. Он словно втягивал мокрую землю соломинкой.
После первого вдоха стало проще, но в комнате все еще было холодно. Но он не видел признаков холода: дыхание не стало паром, ничто вокруг него не замерзло.
Священники встали, упали или опустились на колени, чтобы молиться. Они тоже это ощущали. Два солдата церкви, что были тут из-за формальностей, ведь никто не ожидал, что священники будут нападать, бросились вперед, пытаясь помочь. Они не испытывали этот эффект. Тогда что…?
Вечное око, символ 147 богов Священного соглашения, потускнело. Свечи темнели и ярко сверкали. Воздух сгустился, но не мешал дышать, а давил ужасным весом.
Давление, и правая дверь часовни взорвалась.
Существо на пороге было лишь отчасти человеком. Ноги, выгнутые не в ту сторону, поддерживали тело, что казалось нормальным, но голова… была без волос, и челюсть раскрывалась до ушей, и в ней извивались острые языки.