…Домой… домой… домой…
Дежурный Брусников выскакивает перед амфитеатром. В углу между морской звездой и гипсовой львиной головой — темная иконка.
— Благодарим тебе, создателю, яко сподобил еси нас благодати твоея (домой!), воеж вни… учень… благо… наш… нача…
— Реже! Куда гонишь? Молитву читаешь!
— …Благослови наших начальников, родителей и учителей (домой!), веду… нас к позна… блага и пода… на… си…
— Отставить! Сначала. Реже! Прочтешь еще раз так — на час без обеда. Начинай!
— Благодарим тебе, создателю, яко сподобил…
Домой!
В полутемном вестибюле пожар или потоп? Сине-зеленые шинели стремглав с вешалок — и в рукава, на плечи… Ноги уже пошли, ноги уже бегут…
Дверь. Пьянящий морозный воздух в нос, в горло — по всему телу. Кружится, туманится голова. Белая от снега Томилинская улица ослепительна. Солнечные шарики путаются в ресницах, застилают дома, людей… С конца улицы в упор, в ухо — звонкое паровозное кукареку…
…Паровоз удрал с вокзала и бежит по Томилинской в город… Вот сейчас из невидимого конца улицы, распугивая домишки-цыплята, вылетит острогрудый колесный царь — и вперед! Дым, пар, свист… Вперед на Киевскую!..
Хочется глотать воздух жадно, запоем, захлебываясь…
Домой, домой!..
От новых галош на снегу сетка из вдавленных ровных ромбиков. Глупые галоши расточительно тушуют снег…
8. Балльники
Катятся дни…
Дни листают учебники, ученики каждый день вызываются к классной доске, растет груда исписанных тетрадей. Все это спрессовывается, сгущается до трепетных цифр в клеточках классного журнала.
В неведомые, страшные день и час тридцать два голубых балльника раздаются классу. Что же страшного: маленькая длинная тетрадочка в картонном голубом переплете; на первой странице искусной рукой классного наставника нарисованы с росчерками фамилия и имя ученика; на второй — черные цифры, красиво выведенные. Внизу под цифрами напечатано курсивом: «Подпись родителей» и точки, точки, точки. Отец подпишет: вместо точек отцовская фамилия, — вот и все… Что же тут такого?..
В неведомые, злые день и час тридцать два голубых балльника раздаются классу.
10-е. Понедельник
Сегодня выдали балльники. У меня по немецкому кол. По арифметике двойка. По остальным прекрасно. За двойку нагорит. За кол не знаю, что будет. Я уже большой, мне скоро тринадцать лет, а я боюсь, как приготовишка. В субботу надо сдать балльник. Покажу папе завтра перед фабрикой — и делу конец.
Щелка почти готова. Займусь ею после балльника.
11-е. Вторник, вечером
Зачем я не показал сегодня? Сейчас я, Витя и Мина ездили с мисс Прайт к Татарниковым. К Наде я сегодня не подходил. Звали играть в привидение.
Я не пошел. Надя обиделась, кажется. Черт с ней! Не до нее… Зачем я сегодня не показал балльник? А как показать…
За утренним чаем с папой встретились (я нарочно раньше встал). Папа спросил:
— Ну, как, наследник, учишься?
— Учусь, — я говорю.
А папа:
— Ну, учись, учись. Пятерки приноси.
Как после этого покажешь! Окончательно решено — покажу завтра.
13-е. Четверг, вечером
Какой дьявол придумал это мученье! Тихон и Даша зовут меня уже «молодой барин», а я вот мучаюсь! Сегодня не пил чай и не ужинал. Вчера ночью упал с постели, разбил локоть. Ночью решил переправить кол на четверку. А потом, когда буду подавать, опять на кол. Утром искал черные чернила. У нас в доме только зеленые. На большой перемене сбегал из Реального в лавочку за чернилами. Когда приехал за мной Тихон, я его спросил:
— Тихон! Я загадал: пароход или паровоз?
Тихон ответил: «Паровоз». А я загадал: если переправлять, то «паровоз». Значит, переправлять кол на четыре. Судьба! Когда подъехали к дому и стал выходить из пролетки, стукнул нечаянно пузырьком о козлы. Порезал руку и закапал брюки и пролетку. Я сказал Тихону не говорить об этом никому. Обещал отлить из большой бутыли черносмородинной наливки, что стоит в буфете. Но значит, судьба — не переправлять!
Сегодня после вечернего чая вынул из-под комода балльник и пошел и столовую, но папа, оказывается, уже в спальне — одевается в Благородное собрание.
Ждал папу в передней, но туда вышли и мама (тоже в Благородное), и Витька, и Даша. При всех испугался показать. Спрятал под рубашку. Папа увидел меня и спросил: «Что сентябрем смотришь? Мисс мне тоже говорила, что ты на нее букой глядишь!» А сам надевает шляпу и в дверь. Ему все равно.