От окон — к двери. Там тоже новость: около учительской, где полукругами, как на цепи, ходит Елисей, стоят два неизвестных человека. У одного легкокрылое пенсне на остром носике. Человек в пенсне убеждает Елисея, трогает его за рукав. Другой — в оранжевой овчинной куртке — бесстрастно, не слушая, наступает на дверь учительской. Но Елисей не дремлет — загораживает дверную ручку: «Нельзя! Не велели!»
Оранжевый машет рукой:
— Ну и черт с ними! Пойду за ребятами, прямо в классы!
Оранжевый поднимается по лестнице на третий этаж. Елисей с цепи, следом:
— Вернитесь, вернитесь! Господин директор не приказывали.
Оранжевый поднимается по лестнице. Елисей обратно — к двери в учительскую.
— А вы куда? Я же сказал!
Из раскрытой двери оборачивается острый носик. Легкокрылое пенсне трепещет, извиняется…
— Я на минуточку… Мне поручили, я не могу, понимаете… Я на минуточку…
Дверь закрывается. Встревоженный Елисей мечется: от лестницы, по которой ушел оранжевый, к двери, куда улизнул человек в пенсне.
Дверь учительской открыта.
Освобожденный папиросный дым голубыми полотенцами поднимается к часам над дверью. В дверях сдержанный гул, черные, плавающие по голубому силуэты преподавателей. Из голубого, из гула: кругло, катушкой — толстенький Кирилл Кириллович; следом — коротконогие шажки Лоскутина; следом — Семьянин, на щеках пятна румянца, глаза широко раскрыты, глаза смеются (да Семьянин ли это? Он ли?).
Круглый Кирилл Кириллович — вниз, в подвластное, покорное царство первого этажа. Семьянин радостно, через ступеньки, вверх — к старшим (да он ли это?). Лоскутин шажком-бежком по второму этажу. Зигзаги от класса к классу:
— Э-э… гаспада! Все в зал! Э-э… Гаспада, все в зал! Э-э…
Этажи бегут в зал. Наспех, торопливо — в шеренги. Перепутались классные наставники. Только Кирилл Кириллович грозно, по-фельдфебельски, смотрит на свой приготовительный, смотрит сразу на всех — сразу на сорок голов.
Человек в оранжевой куртке и человек в пенсне — у входа в зал. Оранжевый переступает с ноги на ногу: поскорее бы…
Знакомый шелест директорских шагов. Орлиный нос, прямая, зачеркивающая черта бровей — в упор на императорский стенной портрет.
Со стены: без лишних складок темно-зеленые шаровары, блестящий мундир, голубая широкая лепта. Над мундиром розовеет неуверенное лицо с робкими бровями. Мягкая каштановая бородка.
Орлиный нос надвигается на императора: вот-вот клюнет. Не клюнул. Негодующий полуоборот: не стоит. Бесстрастны, сухи глаза крупной птицы.
— Его императорское величество, — резким, деревянным голосом говорит директор, — государь император нашел за благо для России отречься от престола…
Глаза — на шеренги учеников.
— Объявляю сегодняшний день свободным от занятий, но…
Оранжевый у двери взмахивает:
— Все на улицу! На демонстрацию!
Шеренги — в кашу. К двери и обратно — к директорскому «но». Свободный день — к двери, свободный день — на улицу! Никаких «но»! Что такое «демонстрация»? Кто знает? Домой — это понятно.
Шеренги подмывают оранжевого и по лестнице вниз, к выходу. Тот, что в пенсне, ловит руку Семьянина: «Ну, наконец-то, наконец-то дождались!» Семьянин ловит руку человека в пенсне: «Ну, наконец-то… Наконец-то дождались!»
Все несется вниз. В вестибюле с бою: шипели, галоши, фуражки.
Актовый зал пуст. Со стены конфузливо смотрит розовое неуверенное лицо с робкими бровями:
«…Это я, когда был императором…»
Гудит Коммерческое. Вслед за реалистами выскакивают «коммерсанты». Сине-зеленые шинели перемешиваются с черными.
— Эй, ребята, к Классической!
— Классическую гимназию освобожда-а-ать!!
— Кто с нами, пошли-и!..
Среди сине-зеленых и черных ныряет коротконогий неистребимый надзиратель Лоскутин. Приплюснутая фуражка с кантом.
— Э-э… Гаспада!.. Гаспада!.. Тише!.. Э-э… порядок!..
По Томилинской напролом — к Классической гимназии. Улица бурлит народом, на трепещущем красном полотнище что-то написано. После, после! Скорее в Классическую…
Снег во дворе гимназии свеж и нетронут. Ноги бегут по снеговой целине к дому с толстыми стенами, с окнами, как четырехгранные воронки. Тяжелая крепостная дверь с трудом, но настежь. Сине-зеленые и черные шинели гулко заливают вестибюль.
Человек в оранжевой куртке поднимается по каменной лестнице. Неведомый классный надзиратель, выкатывая глаза, отчаянно — за оранжевый рукав: