Ласковый старичок, управляющий имением, Михаил Михайлович оказался отчаянной сволочью. Сам лично присутствовал на работе и вроде надсмотрщика-англичанина командовал, подгонял, ругал нас — «негров». Вместо обещанных в Москве 5 рублей в день, он нам платил 1 рубль 60 копеек, да и то говорил, что это много. И, между прочим, денег не выдавал вообще…
На пятый день нашей каторги стали пешком прибывать в имение ребята, увезенные сытыми мужичками. Приходили они зеленые от усталости, голодные. У них оказалось еще хуже. С восхода и до захода солнца — с четырех часов утра до восьми вечера — работали на сельскохозяйственных машинах в поле. Кормили их похлебкой и хлебом и ни копейки не платили!
Кто во всем этом был виноват — неизвестно! То ли мы, что не были приспособлены к крестьянской работе, то ли Михаил Михайлович и его приятели-мужички, очень обрадовавшиеся даровой силе.
Мы с Антоном в княжеском имении никакой революции не обнаружили. Михаил Михайлович жил как бог в княжеском доме, крыл и нас и наемных работников. Крестьяне с просьбами приходили к нему на крыльцо, снимали фуражки и стояли, как в церкви, ожидая, когда покажется этот ласковый черт. Телегин набрался как-то храбрости и заговорил с Михаилом Михайловичем по этому поводу. Михаил Михайлович и разговаривать не стал — махнул рукой:
— Здесь не Москва! Вы, дорогие мои, приехали работать, а по политикой заниматься! Берите мотыгу и марш на место, любезный!
Прошло недели две. Чувствуют все ребята, что дальше нет сил работать. Надо домой сматываться.
Начали говорить с Михаилом Михайловичем, а он на дыбы: вы, дескать, на месяц приехали, как уговорились с Москвой, и раньше этого ни денег не заплачу, ни вагонов вам обратно доставать не буду!
Мы ему, конечно, всякие доводы: во-первых, вместо 5 рублей — 1 рубль 60 копеек, во-вторых, кормят одними чертовыми галушками, в-третьих, 14 часов работы!
Михаил Михайлович отвечает:
— У нас все работники получают один рубль пятьдесят копеек. Кроме галушек, ничего (то есть каши) им не дают, и работают они пятнадцать часов. Скажите спасибо, что вам такую поблажку и комфорт делаю. (Так и сказал, подлец, «комфорт делаю!».)
Делегация от «негров» послала его с этим самым «комфортом» подальше… и — что же делать? — ушла. Продолжали работать.
Наступило воскресенье — по воскресеньям не работали. К батракам жены приехали из деревень, и крестьяне к Михаилу Михайловичу за всякими «милостями» пришли. Мужички, что наших ребят увозили, тоже приехали — по пути, недалеко базар был. Народу собралось много. Дружинники наши здесь же болтались. Начали с крестьянами заговаривать.
Антон и Петрушевич (это тот, который чайник потерял) собрали вокруг себя группу мужиков и стали агитировать: вот в Москве и вообще в России революция, но Временное правительство обманывает народ и не хочет ни заводов рабочим отдавать, ни земли крестьянам, — все как при царе. Но в Петроград приехал главный большевик — Ленин, и он им покажет, как обманывать (тут Телегин зачем-то про нашу забастовку в Реальном ввернул). Во многих губерниях крестьяне уже сами прогнали помещиков и захватили их земли. Чего же вы терпите? Над вами измывается княжеский прислужник, и вы у него во всеобщей кабале и крепостном праве и так далее.
Тут к Антошке и Петрушевичу вдруг, откуда ни возьмись, подлетел ласковый Михаил Михайлович.
— Не слушайте их, — закричал он, — это немецкие шпионы! (Это Телегин-то шпион!.. Да еще немецкий? У него все года по-немецки двойки да колы!) И Ленин шпион… Немецкие деньги… Предатель!.. В Москве их арестовывают…
Тут, конечно, галдеж начался! Кто за кого! Михаила Михайловича приятели-мужички за него, а батраки и кое-кто из крестьян больше за Телегина с Петрушевичем. Подбежали наши дружинники, узнали, в чем дело, о чем разговор, — и тоже галдеж. Одни вдруг за Михаила Михайловича, а другие за «шпионов».
Наговорились до хрипоты и разошлись спать.
Утром на работе Михаила Михайловича не было, а к обеду вернулся, вызвал наших старшин и сказал им, что он ездил в город, хлопотал: завтра дают четыре вагона. Сегодня произведет с нами расчет, и завтра же чтобы все мы до одного уезжали.
Вот как вышло! Кто бы мог подумать, что агитация поможет?
Уехали.
За обратную дорогу ничего интересного не было. Только в городе Орле прицепили к нашему поезду 5 вагонов с женским «батальоном смерти». Они все бойкие и смелые, в мужских рубашках и галифе, а внизу чулки и туфли на каблуках. У некоторых чулки прозрачные. Мы «батальон» разглядывали вовсю, но никто в них не влюбился, так как говорят, что они с бульваров набраны и вообще в брюках как-то смешно — не женщины!