Я встретил В. Глупая прежняя, ребячья застенчивость. Надо смелее, просто и ясно — встретил Варю. Она шла по моей стороне. Увидел издали. И вот я, который не говорил с ней ни одного слова, который даже не знаком с ней, вдруг перетрусил. Вот сейчас она приблизится, будет рядом, и она поймет сразу все… Я чем-нибудь выдам себя.
Она шла в белой пушистой шапочке и в синей шубке с коричневым мехом. Я ее сразу не узнал, так как раньше она ходила в черной шубке и в черной шапочке. Бежать на другую сторону глупо и поздно уже! И вдруг какая-то храбрость! Как бы назло самому себе, буду идти и прямо смотреть ей в глаза. «В упор, — твержу я себе, — в упор!»
И вот она! Иду и смотрю. Варя посмотрела на меня, а потом на книжки под мышкой. Поправила чуть-чуть и опять смотрит вперед. Наши глаза встретились, и, когда встретились, я вдруг почувствовал так хорошо-хорошо, будто она сказала, будто я услышал от нее что-то очень нежное и ласковое…
Глаза встретились и расстались. Я шел веселый, и вся улица к дому казалась веселой. Я шел, а перед глазами стояла белая шапочка, черные, смотрящие на меня глаза, нос, рот, розовые от мороза щеки…
Конечно, это глупость и фантазия, но, может быть, она заметила тогда с причастия в церкви или когда-нибудь потом, что я ее… да, да, люблю, люблю! Вот открыто и смело говорю! И может быть, она сама… Глупо, конечно. Ну, а вдруг!
На углу Киевской и Лермонтовской застряла на голых, без снега, булыжниках лошадь. Возчик бил лошадь, а публика шла мимо и не останавливалась. Я вдруг подошел и сказал: «Не бей лошадь!» Я думал, возчик сейчас будет меня ругать, а он и на самом деле перестал бить лошадь, и она (лошадь) вдруг сама натужилась и свезла воз с булыжника на снег. И поехали.
Мне стало еще радостнее и так хорошо-хорошо, — вот я доброе дело сделал. И тут подумал почему-то, что бог есть обязательно и что сомневаться я больше не буду. Это он сделал меня сегодня таким чистым, добрым…
Приближаясь к дому, совсем развеселился.
Теперь, если захочу увидеть Варю, я могу идти домой не по Коммерческой, а по Томилинской, и, может быть, наши уроки так совпадут, что я ее опять встречу. И вдруг почувствовал, что бог тут ни при чем, что все это сделала Варя! Это из-за нее я сегодня такой веселый, чистый и хороший…
И вот пишу сейчас, а глаза ее на меня смотрят, будто говорят что-то… А может быть, это все только показалось!..
27 ноября
Телегин вернулся, догоняет ученье. Рассказал много интересного о Москве. В Москве некоторые дома исковыряны пулями и разрушены снарядами. Стреляли по-настоящему, прямо как на войне — из пушек.
Но это потом. Сегодня все говорят о «христианском коммунизме».
На большой перемене было летучее общее собрание для выбора товарищеского суда. А потом пришел Оскар Оскарович и сделал сообщение о дисциплине в Реальном, что надо посещать аккуратно уроки и так далее, понятно! Тут подошли на собрание некоторые преподаватели: Броницын, Вырыпай, Епифанов, Велецкий, Козлов, Бодэ, мадам Шевалье… Вдруг Епифанов выходит и говорит… (Давно-давно не слыхали его голоса! Как когда-то, в далеком и милом теперь третьем классе. И ряса фиолетовая на нем та же!) Итак, говорит:
— Я хочу воспользоваться этим собранием, чтобы сказать несколько слов. Новое учение — коммунизм, которое проповедуется сейчас, — не новое учение. Может быть, самым первым коммунистом был не кто иной, как наш с вами Иисус Христос. Это именно он проповедовал делить все с ближним: «Не печись о земном, отдан дом твои, богатства твои бедным — и иди наг и бос, и ты узришь царство небесное». (Кажется, изречение я не переврал.) Иисус Христос говорил: «Если у тебя две рубашки, отдай одну ближнему твоему». Иисус Христос не любил богатых и изгонял торгашей из храма божьего… То же самое мы видим и у нас теперь: закрываются магазины, и мы делим свои рубашки (кто-то тут засмеялся, а Епифанов серьезен, как никогда!). Господь проповедовал такое царство на земле, когда не будет ни богатых, ни бедных, то есть то, к чему стремится учение о коммунизме.
Мы слушаем: зачем он говорит? К чему это? А желтый батюшка стоит и головой качает — согласен. Но мы поняли зачем. Епифанов так кончил:
— …А если так, то христианский коммунизм ни в чем не расходится с тем коммунизмом, который проповедуют сейчас. А посему изучайте учение Иисуса Христа (ну конечно!) и ходите аккуратно на уроки закона божьего.
Тут пробил звонок конца перемены, и собрание сразу кончилось. Телегин, когда шли в класс, злился, что собрание неожиданно кончилось, а то бы он выступил против Епифанова. Я спросил: