Пепельные гетры трутся друг о друга — мягко, ласково, будто серые котята.
— Да, план составим… С чего начнем? — Умялов пододвигает лист бумаги. — После скандала на прошлой вечеринке мне пришла мысль, что нам, вне сомнения, надо завести и учредить «ученическую милицию»… То есть отряд учащихся, который будет наблюдать за порядком на вечерах и даже во время учения. У нас не притон и не Городское училище; запиши — назначается товарищ Плясов. Точка. Извести Плясова — я с ним поговорю. Теперь кружки…
Помедлив, поднимается плоское, лунообразное, но озабоченное лицо.
— Жалуются, между прочим, что совпадают кружки, — говорит Пушаков. — Один наезжает на другой.
— Да. Мне это известно. Придется, вне сомнения, — средний палец чешет бровь, — их сократить. Куда нам столько! Одна бумага! Одни фамилии. Кружки плохо посещаются… Шахматно-шашечный — запиши — закрыть, распустить.
— На него как раз, между прочим, некоторые ходят… Лисенко, Феодор, Телегин и еще…
— Пиши: распустить!
Лунообразное непокорно вытягивается.
Успокаивающая рука Умялова через стол ложится на Пушакова.
— Пойми — дикость! Из-за четырех-пяти, даже из-за пятнадцати человек держать кружок? Пусть играют дома. У нас не трактир, чтобы в шашки играть! Пиши: шахматно-шашечный кружок закрывается. Поставить на повестку дня будущего собрания ученсовета. Точка. Еще какие? Спортивный — оставить... Музыкально-вокальный… Пусть поет — оставить… Литературно-художественный, вне сомнения, переименовать в журнальный. Пишешь?
— Пишу.
— …В журнальный. Передай, пожалуйста, завтра Тутееву, что я ему предлагаю быть редактором нашего школьного журнала. Он раньше, в четвертом классе, принимал участие у Сергея Феодора в журнале. Вне сомнения, знает дело… с головой, первый ученик. Кроме того, этим мы привлечем его бывший список к себе. Пусть зайдет… Дальше… Историко-экономический… Руководитель из Наробраза — оставить. Еще какой?
— Математико-астрономический! По-моему, закрыть!
— Вне сомнения! Одно название. Выдать Гришину за двухлетнее ожидание доклада жетон, в форме Марса с кольцом.
Пушаков улыбается встречно:
— Между прочим, это Сатурн с кольцом. Марс только красный!
— Пусть красный. Закрыть кружок! Поставить на ученсовете, чтобы не болтали о том, что зря закрывают кружки. Следующее: открывается новый декламационный кружок. Я уже говорил с преподавателем Цоколевым, он согласен руководить. Пишешь?
— Пишу!
— Самообразовательный — закрыть! Это штучки Телегина, и, вне сомнения, глупые: устраивать школу в школе — мы и так учимся! Закрыть…
Рослый Умялов двигается в просторах зеленой от абажура тени, а Пушаков пересаживается на нагретое председателем кресло — тут свету больше. Да и как-то поудобнее… Да, если нет Умялова, скажут: «Обратитесь к Пушакову»… И классы и коридоры повторят: «Обратитесь к Пушакову»… И может быть, после рождества: «Пушаков занят, обратитесь к…»
Пушаков улыбается, мечтательно говорит:
— Мы, между прочим, по ордеру можем выписать конфет для школы… или шампанского!.. Арбузы!..
Из зеленой тени:
— Арбузов мы не можем выписать, а вот галоши и мануфактуру — конечно. Учащимся, вне сомнения, должны дать в первую очередь. Надо пощупать пути.
…Нити школы пересеклись. И в центре нитей, регулируя, управляя, — Павел Умялов.
Три тяжелодумных шкафа вокруг лампочки. Великаны у вечернего костра.
Он появился так, будто только вчера ушел. Стройный, гибкий, изящный. Тот же зелено-коричневый френч: плотно на грудь, еще плотнее, теснее в талии и вдруг мягкими складками — вниз. Только на плечах нет погон.
Но усы штабс-капитана Саратовского те же — пушистые, легчайшие… И ноги: отличные танцевальные ноги с шелковым шелестом-шепотом сапог… Мимо пола, чуть-чуть носком по паркету и — по воздуху, в спиралях, во взлете.
И так же сопутствующе: неизвестное существо снимает шерстяные платки, ватные кофты, шали. На соседнем стуле растет морозный ком одежды. И когда ком становится нисколько не меньше освободившегося от одежды существа — ясно окончательно: человек, женщина, таперша — Людмила Ивановна.
Расставленные пары в предтанцевальном трепете.
Только одно теперь не то: «дамы» — настоящие, в платьях…