— Я не хотела кричать. Стыдно…
В это время со стороны зала раздается стук в дверь.
— Пришли, надо открыть — у Антона заняты руки!
Толмачева выпускает нагревшийся край занавесной бумазеи:
— Вот и все, товарищи, что я видела.
Она спрыгивает с подмостков. На секунду плиссированная юбка — синим, распахнутым веером.
— Следующий… (Скосарев зачеркивает размашистое «Толмач…») Товарищ Пушаков!..
После объявления перерыва Телегин уходит в пустой класс и там из угла — в угол… Речь обвинителя приготовлена — будто складно и ладно, — но вот куда теперь вставлять показания свидетелей?! Ведь все нарушится, рассыплется… Все равно как булка испечена, а теперь в нее надо изюм вложить! И опять по пустому классу из угла в угол…
Но вот и время: звенит звонок — надо идти.
Зал заполняется. Председатель Скосарев, сведя толстые, мохнатые брови, подергав левое ухо, строго объявляет:
— Со стороны обвинения скажет товарищ Телегин.
— Из показаний свидетелей, обвиняемого и пострадавшей, — начинает Антон, — случай, происшедший в день годовщины Октября, вполне ясен… Умялов не случайно пришел за кулисы. Он, главное, воспользовался большим перерывом между второй и третьей картиной, когда из-за кулис остальные участники успели уйти… В этом он убедился, заглянув в дверь перед поднятием занавеса, как показала товарищ Дымченко… Увидев, главное, что там одна Дымченко, Умялов, со свойственной ему в этих случаях, расторопностью, попросил своего достойного друга-приятеля Пушакова постеречь у двери кулис…
Из зала:
— Враки!
— …попросил того же Пушакова понаблюдать и за вентилятором, чтобы его не выключали, чтоб шум был…
Из зала раздельно:
— Че-пу-ха!
Скосарев ожесточенно, пристукивая звонком:
— Умялов и Пушаков, призываю!..
— …Нет ничего легче, как кричать «враки» и «чепуха»! И Черных и Стефанюк говорят именно о том, что Пушаков стоял на страже, — Телегин показывает рукой влево, — и у двери и у вентилятора. Обезопасив себя, пьяный Умялов проникает за кулисы и закрывает позади себя дверь на крючок… Из показаний Дымченко и Толмачевой вы помните, что было дальше. Нам с большим трудом, главное, удалось успокоить неудачливого «влюбленного».
По залу ветерок смеха. Но вот голос — заносчиво, дерзко:
— Она сама меня целовала!
Ветерок-смех тает. Скосарев рвет ухо, отчего мохнатая бровь вдруг косит.
— По морде бы тебе, Умялов, раз, другой!.. — вдруг говорит он.
Из зала сметливое:
— Председатель легче!
Возмущенное:
— Председатель, к порядку!
Скосарев звенит у себя над ухом. Сердитая бровь виновато опускается. И поскорее взглядом — к Антону: давай дальше!..
— Случай этот не так уж исключителен в нашей теперешней школьной жизни, — продолжает Телегин. — Исключителен он, главное, может быть, только тем, что получил огласку и дошел до суда. И именно потому, что случай этот почти рядовой, именно поэтому ученическая общественность заинтересована им. Мы, в сущности, судим сегодня не этот случай, а, так сказать, ту атмосферу… Судим ученический совет, который создал ту атмосферу, в которой возможны, главное, такие случаи. Вопрос надо ставить шире. Что представляет собой к настоящему моменту наша внешкольная ученическая жизнь в Третьей Единой Советской Трудовой Школе? Первое — ученическая общественность распалась. Многие кружки распущены или существуют на бумаге…
Длинноногий третьегруппник Сюзин озабоченно-весело поднимается из рядов:
— Извиняюсь, извиняюсь!.. Не все кружки!.. Процветают такие, как, например, музыкально-декламационный, где какие-то жеманные барышни-барашки томно декламируют (у Сюзина в трубочку губы, закатились зрачки): «Чуть слышно, бесшумно шуршат камыши»… Не пора ли Бальмонта и прочих нытиков послать к черту! Кстати и этих томных барашков!..
Из рядов, не глядя на подмостки, поднимается девочка с перекинутой через плечо косой. И торопливо:
— В предвыборную агитацию список Умялова обещал и журнал, и «тихую читальню», и горячие завтраки… вот! Ничего этого не исполнено — вот!..
— Для «тихой читальни», — кто-то с места, спокойным баритоном, — извольте видеть, не нашлось свободного помещения… Но для кабинета господина председателя ученсовета нашлось моментально!
Скосарев нескладно встает.
— Прошу, безусловно, ребята вас, не переговариваться, — говорит он. — Будут после прения — тогда можно. Товарищ Телегин продолжает…
— Второе… Вся «общественная работа» ученсовета вылилась в устройство еженедельных, а то, главное, и два раза в неделю — вечеринок. Никто не против вечеринок в советской школе, но не таких, которые устраиваются у нас… Безобразия, творящиеся на третьем этаже во время этих вечеринок, с пьянством, главное, с курением, с…