Стоун. Да, сэр, конец может наступить теперь в любой момент.
Трент. По правде говоря, я не усматриваю никакого конца света в вашем плане. Нет, там, конечно, есть театральное светопреставление. Оно лезет из каждой строки. Но где исторический конец света? Глобальная катастрофа? Её что-то не удаётся разглядеть.
Стоун. Это потому, что её там нет.
Трент. Нет — где?
Стоун. В моём либретто.
Трент. Вас так тревожит глобальная катастрофа— и её нет в вашем либретто?
Стоун. Правильно.
Трент. Полагаю, не потому, что вы поленились…
Стоун. Нет, сэр, разумеется, не поленился.
Трент. Значит, умышленно!
Стоун. Да, сэр, умышленно, совершенно умышленно.
Трент. О'кей, Стоун, теперь совсем дурацкий вопрос: почему вы замыслили такое?
Стоун. Потому, что если бы я в своём кратком плане изложил всё, что знаю, никто бы мне не поверил!
Трент. Никто не поверит тому, что вам известно?
Стоун. Да, здесь мы заходим явно в тупик.
Трент. Не пропустить ли нам по стаканчику?
Стоун. Неплохая идея. Стоит пропустить. У меня вдруг что-то испарился весь энтузиазм…
Трент (направляясь к бару). Не падайте духом. Все пьесы рождаются вот так — в великих муках. Виски?
Стоун. Пойдёт.
Трент. Со льдом?
Стоун. Нет, давайте-ка сюда всю бутылку.
Трент. Вот это дело. Знаете, я думаю… (Передаёт Стоуну бутылку.) Что нам необходимо, так это новый подход.
Стоун. Мысль неплохая. Что вы предлагаете?
Трент. Расскажите всё, что знаете. И дайте мне самому сообразить, как смастерить из этого пьесу. Ну как?
Стоун. Нет, сэр, не могу.
Трент. Я полагал, наши отношения основываются на доверии!
Стоун. Так оно и есть. И вам придётся просто поверить мне на слово, когда я говорю: катастрофа приближается.
Трент. Стоун, послушайте. Дайте мне объяснить вам кое-что насчёт законов драматургии. Я не могу выскочить на сцену во время спектакля и крикнуть зрителям: «Эй, вы! Верьте мне! Конец света близок!» Мне нужно убедить их, что он приближается. А как я это сделаю, если меня самого вы пока не убедили?
Стоун. Это — довод!
Трент. Да, довод, совершенно верно. Ну ладно. Что я сейчас сделаю, так это… (допивает виски) отправлюсь домой. (Ставит стакан.) И дам вам время поразмыслить над всем этим. Спасибо за гостеприимство. Не провожайте.
Стоун. Трент! Боже мой, неужели вы не понимаете? Если бы я мог сказать вам, откуда я знаю о приближении конца света, ну что бы тогда мешало мне рассказать об этом и всем остальным? Да и к чему мне тогда пьеса? Ни к чему.
Трент. Уж не хотите ли вы сказать, что жертвуете судьбой планеты ради пьесы?
Стоун. Нет, сэр! Говорю вам всё, что могу! Я поставлен в такое положение.
Трент. Кем, чем?
Стоун. Характером информации, которой обладаю. Сам её характер обрекает меня на молчание. Теперь понятно, на что я намекаю?
Трент. Абсолютно нет. Это потому, что я тупой, на редкость тупой. Всегда таким был, таким и буду. Это своего рода проклятие. Счастливо оставаться.
Стоун. Я заплачу сверх того!
Трент. А что мне делать с деньгами? Наступит срок, я не выдам ни строки, вы начнёте отсуживать всё, что у меня есть, и я стану ещё беднее, чем был. Нет уж. Ясненько? Вы наистраннейший продюсер из тех, кого я знаю. До конца жизни буду благословлять эти минуты, я навечно отчеканил ваш образ в памяти и в сердце, не забыть мне их, эти минуты, ни за что, ни в коем случае, и за это я говорю вам спасибо. Да благословит вас господь. И прощайте.
Стоун. Трент! (Бросается, загораживая ему путь.) Судьба мира — в ваших руках!
Трент. Неужели? А пошли вы… знаете куда… Мне наплевать! Пусть взрывается!
Стоун. Вот такое-то отношение, сэр, нас и угробит.
Трент. Стоун, выслушайте меня. И потом я уйду. Насколько я понимаю, здесь возможны лишь два варианта. В первом случае ответственность лежит на вас, потому что вы всё это выдумали. Во втором — снова на вас, поскольку вы ничего не выдумали, но отказываетесь говорить! И в том и в другом случае — прощайте.
Стоун. Нет! Прошу вас, не уходите. Взгляните, сэр, я на коленях! Будущие поколения на коленях!
Трент. Всё, что я вижу — это вас.
Стоун. Это потому, что вы близоруки. Не видите дальше сегодняшнего дня!
Трент. Эй, постойте… Наконец-то я понял. Знаете, в чём проблема? Я не тот писатель, какой вам нужен! С подходящим вам человеком эта пьеса пойдёт как по маслу! Прямо сейчас звоните моему литературному агенту: она пришлёт другого. А потом — бац! — и поехало. Может, даже и я вложу какие-то деньги в это дельце, кто знает? А вдруг вы действительно напали на нечто горяченькое…
Стоун. Но вы, сэр, как раз тот писатель, какой мне нужен.
Трент. Неужели? А я думал — счастливая случайность! Почему именно я — тот, кто вам нужен?
Стоун. Не могу вам сказать.
Трент. Если вы сию же секунду не выпустите меня вот в эту дверь, я устрою у вас на глазах, в этой вот комнате такой Апокалипсис…
Стоун достаёт револьвер.
О господи!..
Стоун. А теперь предлагаю вам сесть вон там.
Трент. Помогите!
Стоун. На этом этаже живу я один.
Трент. Чарльз!
Стоун. Чарльз работает на меня. Он привык к моему характеру. Прошу вас, сэр, сядьте, сейчас не до шуток. Моя жизнь в опасности и — хотите вы того или нет — ваша тоже.
Трент решается сесть.
Значит, так. Когда я кончу говорить и вы всё-таки пожелаете отказаться от моего предложения — вольному воля. Более того, можете оставить себе деньги, которые я вам уже заплатил. Что вы на это скажете, сэр? Справедливо или нет?
Трент. Это… вроде вполне справедливо.
Стоун. Тогда, с вашего разрешения, я убираю этот чудовищный инструмент. (Речь — о револьвере.)
Трент. О да. Пожалуйста.
Стоун. Я заметил, что у револьверов тоже есть характер. Поразительные создания! Вот этот я зову Фред.
Трент. Фред! Славное имечко для револьвера.
Стоун. Да. Мужественное. У револьверов должны быть простые, мужественные имена. Можно попасть в беду, если не найдёшь добротного мужественного имени для своего оружия. Ну, а скажем — Дональд. Что за жуткое имя для револьвера?
Трент. Да-да, понимаю. Револьвер не стал бы уважать вас, если бы вы окрестили его Дональдом.
Стоун. Именно! Такой может обратиться против вас и убить! В любой момент. А у вас был когда-нибудь револьвер?
Трент. Нет. (После паузы.) Правда, как-то у меня был пугач.
Стоун. И как вы его назвали?
Трент. …Джим.
Стоун. Джим! Неплохое имя для пугача…
Трент. Знаете, я подумал… вы бы не очень возражали, если бы я попросил своего литературного агента подъехать сюда?
Стоун. Нет никакой нужды, сэр. Мы мигом закруглимся.
Трент. О'кей.
Стоун. Но встретимся потом.
Трент. В следующий раз я, пожалуй, запишу нашу беседу на магнитофон.
Стоун. Если вам это поможет.
Трент. Знаете, всех интересует, каково это — писать пьесы. Такую вещь сложно объяснить.
Стоун. Конечно. Нет проблемы — записывайте на магнитофон. Ну, а теперь займёмся нашей катастрофой.
Трент. Катастрофой! Давайте. Глобальной катастрофой!
Стоун. Разберёмся в этом деле.
Трент. Разберёмся.
Стоун. Скажите мне, сэр, что общего у этих десяти стран: Индии, Египта, Ирака, Аргентины, Израиля, Японии, Южной Кореи, Южной Африки, Ливии, Бразилии.
Трент. Понятия не имею.
Стоун. Через десять лет, сэр, каждая из этих стран будет обладать ядерной бомбой.
Трент. Неужели!