В эпоху холодной войны сценарий коллективного самоубийства человечества утвердился в сознании фантастов как вполне вероятный, открыв дорогу и для других апокалиптических поджанров. Глобальным природным катаклизмам посвящена, к примеру, утонченная трилогия Джеймса Грэма Балларда, включившая романы «Затонувший мир» («The Drowned World», 1962), «Сожженный мир» («The Drought», 1964) и «Хрустальный мир» («The Crystal World», 1966). В книге Ричарда Матесона «Я – легенда» («I Am Legend», 1954) загадочный вирус поголовно обращает людей в вампиров, а в «Противостоянии» («The Stand», 1978) Стивена Кинга человечество выкашивает всеобщая пандемия модифицированного гриппа. В «Тумане» («The Mist», 1980) того же Кинга в наш мир прорываются чудовищные твари из иного измерения, а в «Седой бороде» («Greybeard», 1964) Брайана Олдисса все представители животного мира, включая человека, начисто теряют способность к продолжению рода. Апокалипсис в повестях и романах пятидесятых – восьмидесятых разнообразен и многолик, и далеко не всегда он приходит в дыму и пламени…
Но времена меняются: Холодная война выдохлась, биполярный мир, неуютный, но предсказуемый, распался, а вместе с ним отступили в тень страхи, десятилетиями объединявшие людей по обе стороны Атлантики. Пожалуй, последним значительным (и сильно запоздавшим) романом об окончательном и бесповоротном ядерном апокалипсисе стала «Дорога» («The Road», 2006) Кормака Маккарти. Ну а фантасты, выдохнув с облегчением, на новом витке исторической спирали вернулись к теме частичного, ограниченного истребления человечества.
И тут самое время обратить взгляд к родным просторам, где последние лет восемь – десять постапокалиптика (или «постап», пардон за неблагозвучность, – не я придумал это сокращение) пользуется дикой, необъяснимой с рациональной точки зрения популярностью. Зона локальной катастрофы стала местом действия «S.T.A.L.K.E.R.а», самой коммерчески успешной франшизы в истории постсоветской фантастики. Та же схема с минимальными вариациями повторяется в многочисленных проектах-клонах: «Технотьма», «S.E.C.T.O.R.», «Зона смерти» и прочих, число которых давно перевалило за дюжину и продолжает расти. В другой популярной франшизе, «Метро 2033», запущенной Дмитрием Глуховским, человечество, кое-как пережившее ядерную войну, продолжает влачить жалкое существование в тоннелях метрополитена. (Замечу в скобках, описание тяжких будней «выживальщиков» доставило немало веселых минут работникам метро, особенно Московского, – спасибо авторам). Немного наособицу стоят романы из серии «Атомный город» издательства «Крылов»: «Еда и патроны» Артема Мичурина, «Черный день» Алексея Доронина, «Работорговцы» Юрия Гаврюченкова… Вообще же число подобных книг, выпущенных за последние годы разными издательствами, не поддается точному подсчету: несколько тысяч наименований по самым скромным прикидкам. И все это покупают, читают, обсуждают на тематических форумах… Так откуда у массового читателя эта мазохистская страсть к текстам, в которых большая часть человечества гибнет страшной, мучительной смертью?
Ответ, мне кажется, стоит искать скорее в области социологии и массовой психологии, чем литературоведения. Беда в том, что двадцатый век стал эпохой краха глобальных идеологий. Христианская утопия, коммунистическая утопия, расовая утопия, либерально-гуманистическая утопия – все они обанкротились, скомпрометировали себя одна за другой, причем в России этот парад-алле прошел буквально на глазах одного поколения. У тридцати-сорокалетних накопилась чудовищная усталость от любых идеологем, выработалось отвращение к пафосу, аллергия на лозунги. Мы не в силах представить себе принципиально иное будущее, потому что давно не верим прожектерам – но в то же время смертельно устали от настоящего. Постапокалиптика – утопия для поколения разочарованных, конец света – иносказание, эвфемизм для революции. Пусть ядерный смерч пройдется по планете, пусть унесет миллиарды жизней – но постылый миропорядок будет разрушен до основания, раз и навсегда. Да, ценой множества смертей, ценой разрушенных судеб – это неизбежная дань, которую собирает любая революция. Но тот, кто уцелеет, получит шанс начать все заново, с чистого листа, без лжи, лицемерия, фальши… Шанс учесть ошибки прошлого и построить на руинах новый, прекрасный, справедливый мир.