Телефон не звонил. Мок пошел в свой кабинет и принес из него шахматную доску и книгу «Шахматные ловушки» Убербрандта. Расставил фигуры и начал разыгрывать партию Шмидт против Хартлауба в 1899 году. Вспомнил, однако, что разыграл ее прошлой ночью и нет в ней никаких загадок. Он махнул рукой, и фигуры рассыпались по полу.
Мок встал и обошел вокруг стола. Он подошел к елке и зажег все свечи. Сел, налил себе кофе и расковырял вилкой пирог. Через некоторое время он принес из кабинета последние папки, которые забрал из дома Хокерманна. Открыл их по очереди и попытался рассмотреть их содержимое. Он не мог повторить, что в них нашел, но инстинктивно почувствовал, что там не было ничего важного. Просматривая их, он чувствовал иронические взгляды Хокерманна и Инге Гансерих, когда объяснял Эрвину, что прощение является прелюдией извинений. Ухватился за эту мысль лихорадочно. Он встал и с чашкой в руке двинулся вокруг стола.
«Я не могу просить Инге о прощении. А могу ли я просить Софи о прощении?»
Он посмотрел на телефон, подошел к нему, вернулся к столу, закурил папиросу и снова сел. Вдруг он встал и резко поднял трубку. Почти вслепую набрал номер телефона Мюльхауза.
— Добрый вечер, господин криминальный директор, — сказал он, после того как услышал шипение трубка и затянувшееся «алло». — Я бы хотел поздравить вас и всю вашу семью с Рождеством.
— Благодарю и взаимно, — услышал Мок и представил, как шеф долго смотрит на пустое место за столом, где много лет сидел его сын Якоб.
— Господин криминальный директор, — сказал Мок, чувствуя давление диафрагмы, — я хотел бы поздравить с Рождеством мою жену. Не могли бы вы дать мне берлинский номер Кнуфера?
— Конечно, прошу минуту подождать… О, у меня уже есть: 5436. Прошу ему передать, чтобы мне позвонил. Совершенно о нем забыл и не знаю, что с ним происходит…
Мок поблагодарил и повесил трубку. Сила давления диафрагмы увеличилась, когда он попросил телефониста набрать берлинский номер 5436. Он положил трубку и ждал вызова. Шли минуты, он сидел и курил. С елочных свечей капал воск, Мок уставился на аппарат. Через четверть часа трубка подскочила на вилках и раздался резкий звук. Выждал. Он поднял ее после третьего звонка. Голос на другой стороне принадлежал пожилой женщине, которая плакала или была пьяна.
— Добрый вечер, сударыня, — крикнул громко Мок, — я коллега Райнера Кнуфера. Хотел бы поздравить его с Рождеством. Могу его просить к аппарату?
— Не можете, — женщина, по-видимому, плакала. — Он мертв. Не вернулся из Висбадена. Его кто-то там убил. В прошлый понедельник. Открутил ему голову назад. Он сломал ему позвоночник…
Женщина разрыдалась и повесила трубку. Мока заинтриговала эта информация. На листе бумаги он написал «24 декабря = вторник». Потом констатировал, что «прошлый понедельник», о котором говорила его собеседница, выпадал на 16 декабря. Теперь все стало укладываться. Дрожащими руками он развязал папку, в котором Хокерманн держал счета и планировал расходы. Среди них был билет железнодорожного сообщения Висбаден-Вроцлав с датой 16 декабря. Мок закричал от радости.
— У меня есть очередное доказательство против тебя, ублюдок.
Мок начал анализировать информацию о Кнуфере под другим углом. Полминуты разговора хватило, не надо больше ни о чем спрашивать. Последний человек, который видел Софи, лежит в гробу. Радость прошла.
«Погиб ангел-хранитель Софи, — подумал он. — Исчезла и она сама. Нет Софи, нет боли».
Снова зазвонил телефон. Мок взял трубку. В наушнике услышал хорошо знакомый голос:
— Ваша жена. Что-то очень нехорошее.
— Что-то нехорошее с ней?! Он жив?! — воскликнул Мок.
— Жива, но делает что-то злое. Подвал в здании Бригерштрассе, 4.
— Кто говорит, черт возьми?!
— Курт Смолор.
Здание № 4 на Бригерштрассе было предназначено для ремонта. Лестницы угрожали рухнуть, протекала крыша, постоянно забивалась канализация, а редко чищенные дымоходы вызывали выбросы сажи в жалких двухэтажных квартирах. После принятия решения о капитальном ремонте собственник здания расселил за свой счет жильцов и так при этом обосновался финансово, что решил начать ремонтные работы только после Нового года. Тем временем квартиры отдали в эксплуатацию крысам и местным хулиганам, которые с дикой радостью лишали стекол окна многоквартирного дома.
В этот вечер сочельника на огороженной территории не было ни местных хулиганов, ни сторожа. Поэтому Мок без проблем добрался до темных ворот. В одной руке он держал «вальтер», в другой фонарик. Однако не зажигал его, а привыкал к темноте. Ему удалось это без труда. Слева увидел вход в подвал. Двери слегка заскрипели. Мок спускался медленно. Пришлось зажечь фонарик. Резкий сноп света вывел из мрака подвального коридора разбитые и выломанные двери в подвальные помещения. Он вошел в одно из них. Его ноздри поразил запах гниющих картофельных очистков, заплесневелого конфитюра и пота. Человеческого пота.