- Муся! - возмущённо хрипит усевшийся на плечо сына попугай.
«Слава Богу, все дома!» - облегчённо вздыхаю я, энергично сбрасывая ботинки.
Муж напряжённо следит за моими действиями и брови его удивлённо подскакивают:
- Ты что, так и каруселила полдня по городу? Почему на босу ногу?
- Потому что палец опух... - ворчу я, борясь с клубком горячих и противоречивых чувств. - И не делай, пожалуйста, вид, что тебе не всё равно, что со мной, или, что жалеешь меня!
- Зачем ты так? Мы же все извелись! Чего только не передумали! Пришли, дома погром, телевизор орёт, пылесос гудит, попугай вопит... платья твои на полу валяются. Что за бунт ты тут учинила?
Я открываю рот, чтобы дать отпор агрессору, но сынок мгновенно перехватывает инициативу и меняет тему:
- А мы вымыли посуду! Всю, всю! - заявляет он с такой гордостью, будто они с отцом прорыли канал между Каспийским и Чёрным морями. - И прибрались!
- И везде подмели, - подхватывает инициативу юного стратега папаша и, хитро сощурив глаза, самодовольно заявляет: - И кран больше не течёт! Всё, можешь успокоиться: я поменял прокладку!
Проклятое чувство вины скоблит сердчишко, но каяться я не намерена.
- А вчера не мог это сделать?! Вы же меня достали своим разгильдяйством!
- Вчера не мог, - миролюбиво отвечает победитель брани, - вдохновения не было. Ты же не пишешь без вдохновения свои стихи? - я пытаюсь возразить, что поэзия всё-таки отличается от сантехники, но Тимофей, ретиво стягивает с меня, утром ещё белую, куртку и снова меняет тему. - Где ты так изгваздалась, неуёмная ты наша? Прямо таки вулкан. Устроила нам тут Помпеи, незнамо куда сбежала, даже записки не оставила. Мы с Жекой уже в моргах и больницах собрались искать свою мамочку.
Я окончательно раскисаю, но не сдаюсь и почти выкрикиваю:
- Могли бы позвонить!
Муж аккуратно вешает грязную куртку на дверную ручку и, притянув меня к себе, отдаёт команду сыну:
- Женька, немедленно позвони маме!
Сомлев на широкой груди супруга, я не чую подвоха и потому вздрагиваю от резкого звонка прямо у своего уха - телефон возмущённо дёргается и подмигивает... в нагрудном кармане Тимофея. Пугаюсь не только я, но и попугай, возопивший:
- Шопа! Муся! Шопа!
- Сам ты *опа, - ворчу я и пытаюсь вырваться из объятий, сохранив тепло и свободу разом. - А вы обманщики! Оба! Вытащили из куртки телефон и забавляетесь! - тут я кое-что вспоминаю и пытаюсь отыграться: - И про пылесос вы соврали! Не мог он гудеть, потому что сломался, ещё до моего побега!
Тимофей снова притягивает меня к себе и для надежности сцепляет на моей спине пальцы.
- А может, хватит бузить, родная? - голос его льётся прекрасной музыкой прямо в душу, и я тихо и неизбежно таю. - Всё проще простого. Не ломался твой пылесос! Вырубили свет, потом снова дали... и ты не ломайся... - я слабо дёрнулась, но на помощь к отцу подошёл Жека и они сотворили объятие в четыре руки. - Давай, переодевайся, мы тебя сейчас кормить будем.
- Кормить? - трепыхнулась я, теряя волю. - Чем? В холодильнике шаром покати...
- А мы две пиццы купили, - заворковал сынок и хихикнул. - Ты же у нас такая благородная. Предупредила, что объявляешь голодовку...
- Ага, пообещала конец света, и так и случилось, - хохотнул Тимоша.
- Пришли, а тут полный пипец, - добавил сынуля, чмокая меня в висок.
Всё, прощай свобода! Снегурочка растаяла. Хочу быть маленькой и послушной... и пусть они тут командуют...
Я обняла обоих и в нашем уютном коконе воцарилась благостная тишина...
- Пипец! - напомнил о себе забытый всеми попугай.