Стоило ей опуститься на стул, стало ясно, что осанка ее прямее, чем у него. Волосы определенно не были своими, но зубы таковыми казались. Хозяйка наскоро осведомилась, удобно ли гостю, мальчик прочитал молитву, и они приступили.
За столом могли разместиться человек пятнадцать, но они кучно сидели с одного края. Все окна были распахнуты, в гостиной работало радио, доносились звуки играющего оркестра. Рокко сразу понял, что мальчику было поручено временами поддерживать беседу, лишенную формальностей. Надо сказать, для начала заговорили о выращивании желтой восковой фасоли, затем мальчик отнес тарелки в кухню и вернулся с мясным блюдом. Тщательно пережевывая пищу и слушая Рокко, миссис Марини дважды вытягивала руку и постукивала пальцами по скатерти у самой тарелки мальчика, после чего тот откладывал приборы и наполнял бокал гостя. Надо сказать, он не сделал ничего, что считается предосудительным за обеденным столом, за исключением одного момента – чуть склонил голову к вилке, которую подносил ко рту. Миссис Марини отреагировала мгновенно, не отрывая при этом взгляд от Рокко:
– Чиччо, будь любезен, не лезь всем рылом в корыто.
– Прошу прощения, – произнес тот, выпрямляясь.
Ему, как собаке, нравится повиноваться – но к чему эта критика? Мальчику нужно кого-то слушаться. Значит, его имя Чиччо; Рокко мысленно сделал пометку.
Мальчик снова собрал тарелки и вернулся из кухни с салатом. Время за трапезой текло крайне медленно. Рокко не мог вспомнить, когда последний раз садился с гостями за стол со скатертью, соусником и прочими атрибутами. Чиччо собрал тарелки и на этот раз вернулся с сыром и персиками. В окно ворвался ветерок. Прозвучала благодарность Всевышнему за вчерашнюю грозу, прервавшую четырехдневный ступор природы, на этот вечер тоже были обещаны грозы.
– Но это такой долгий путь, мистер Лаграсса, и всё в одиночестве, – говорила она. – Поезжайте на поезде.
– Я ведь смогу увидеть всю большую счастливую страну.
– И это, несомненно, важно, так что возьмите место у окна.
– Мне так хочется увидеть полянку с красивыми цветами, остановиться и нарвать букет.
– Но вы, я полагаю, никогда не ездили за рулем на такие расстояния.
– Я хотел сказать, – вмешался Чиччо, – на днях вы поворачивали у моста…
– Я видел тебя, – подтвердил Рокко. Парень был среди тех сорванцов, которые бросают в реку ржавые запчасти от старых автомобилей и щебень.
– Да, вы поворачивали, и я услышал, как внутри авто что-то лязгнуло.
– Вот машина сломается в какой-нибудь глуши, и что будете делать со своими цветами? – спросила мадам.
– Мне кажется, у вас сломалась одна из опор двигателя, – продолжал Чиччо. – Вы поворачивали, возможно, двигатель вращался в другую сторону, вентилятор качнулся вперед, и, вероятно, он коснулся кожуха и радиатора.
Рокко пережевывал кусок персика, сложив руки на столе и не сводя глаз с мальчика. Наконец он проглотил.
– Разумное предположение, но нет.
Вытянув руку, он пристроил косточку на край тарелки мальчика.
– Значит, я ошибся?
– Это не поломка. Хочешь, расскажу?
– Да, разумеется.
– Эту штуку я сам придумал, – заявил Рокко, спрашивая себя о том, как осмелился класть мусор на чужую тарелку. Внутреннее «я» отозвалось мгновенно. Этим жестом взрослые мужчины пользуются иногда, чтобы дать понять более молодому мужчине или мальчишке, кто здесь старший. Мол, я здесь главный, но ты мне нравишься.
– Вот это да. Расскажете?
– Если хочешь, да, я расскажу.
– Не тяните, пожалуйста, – произнесла пожилая дама, вонзая нож в сыр.
– Парень заправляет мой бак бензином. Я кладу в карман сдачу. Приезжаю домой и бросаю монеты в бак. Когда машина выходит из строя, я вырезаю отверстие в баке и забираю деньги – как раз на новую машину.
– Вот вы сядете в вагон, – заговорила миссис Марини, вывинчивая косточку из мякоти, – вздремнете, сходите в вагон-ресторан, купите себе сэндвич. Разве не прекрасное времяпрепровождение?
Рокко испросил разрешения выкурить сигарету. Мальчик тут же был отправлен за пепельницей.
Разговор зашел о войне и недавнем прекращении огня, а затем о любопытной истории, которую, к его удивлению, она не заметила ни в газете «Глас народа», ни в «Газете запаса». Сразу после заключения перемирия северокорейцы согласились отпустить часть пленных солдат ООН до официального обмена пленными. (Рокко никогда бы не смог узнать, оказался ли среди них Миммо.) Но как только обмен был завершен, без вести пропали около дюжины пленных из оговоренного числа…