Если человека лишают жизни, для этого должны существовать очень серьезные мотивы. Поэтому того, кто оценил жизнь на рынке слишком дешево, следует наказывать за совершение великого зла.
И еще они превратили в дешевку любовь. Это их второе непростительное преступление. Неукротимая похоть, если она переполняет человека и заставляет совершать идиотские поступки, может быть частично понята и таким образом прощена. Но низведение сексуального акта до значимости рукопожатия требует сурового наказания.
Унижая жизнь и любовь, они угрожали унизить каждого мужчину и каждую женщину, которые попались бы им на глаза.
Итак, ненавистная четверка сидела в зале суда. Знаменитые художники рисовали их для больших журналов, а репортеры изощрялись в остроумии. Сто тысяч отцов с опозданием выпороли своевольных дочерей-подростков, и многие из них после этого ушли из дому. Возросло число автомобильных краж. Больше, чем обычно, стало изнасилований. Злобные юнцы забили насмерть нескольких человек.
Все это также входило в представление «Судебное разбирательство».
Мне пришлось постараться, чтобы преодолеть эмоциональное предубеждение против этих четырех испорченных молодых людей. Но, несмотря на все свои усилия, должен признаться, что я все же испытывал к ним отвращение из-за того, что они разрушали самые излюбленные иллюзии общества. Глубоко в душе я хотел для них сурового наказания. Но я не могу позволять эмоциям влиять на мой профессиональный долг.
Эти четверо нисколько не заботились даже о малейшей романтической окраске отношений между собой. Их единственным отличием от животных является то, что они передвигаются на двух ногах, а не на четырех. Еще сто лет назад животных судили за убийство, осуждали и казнили.
Мне не удалось найти никакого логического рассуждения, которое позволило бы мне смягчить отношение к подзащитным. Это первая помеха. Вторая – прокурор Джон Куэйн. Третий решающий фактор – впечатление, произведенное этими людьми на присяжных заседателей, что, разумеется, не поддается моему контролю. И последнее – в моей защите присутствует философский подход. При каждом удобном случае я стараюсь подчеркнуть роль фактора случайности во всем происшедшем.
В последнем слове попытаюсь использовать аналогию, которая, надеюсь, не покажется очень грубой. Она должна подействовать. Я разобрал садовые ножницы. Два лезвия, два кольца. Одно лезвие будет изображать девушку, другое – Эрнандеса, одно кольцо – Стассена, второе – Голдена. Я соберу ножницы на глазах присяжных и покажу, что три элемента не могут представлять собой орудие. Только когда собраны все четыре, у вас инструмент, способный стричь кусты или перерезать горло. Итак, есть ли смысл в том, чтобы взять эти четыре элемента, сейчас не соединенные воедино и, следовательно, не представляющие собой опасности, и уничтожить каждый в отдельности? Ответственность за преступления несет четверка, действовавшая как новое существо и совершившая поступки, которые трое не совершили бы и не смогли совершить. Так, может, общество удовлетворится тем, что эти четыре элемента никогда не соединятся вместе в орудие разрушения? Если ножницы уничтожат прекрасный куст, можно ли винить в этом одно лезвие?
Моим самым большим желанием должно быть стремление не использовать, как поступило бы большинство коллег, дело «Волчьей стаи» в интересах карьеры. Моя обязанность – бороться за то, чтобы этих людей приговорили к пожизненному заключению, чтобы их признали виновными, но с правом на апелляцию. Это единственное, чего можно добиться. Если бы я хотел использовать громкое дело, известное всей стране, в своих целях, я бы выбрал линию защиты, дающую меньше шансов на успех, но больше возможностей показать свое мастерство.
В такие ответственные моменты хочется иметь рядом доброго и отзывчивого человека. Жена не является таковой. У нее нет ни интереса, ни знаний в области права. Я не могу открыться и коллегам.
Доктору Полу Вистеру повезло больше, чем мне, потому что с ним рядом был друг. Сомневаюсь, что я сумел бы выдержать обрушившийся на него удар...
Глава 11
К полудню 27 июля, в понедельник, Герберт Данниген принял решение вывести свою специальную группу из Монро. Все пути расследования здесь были использованы. Теперь уже никто не сомневался, что разыскиваемые выскользнули из сети. Он оставил одного агента для связи и вылетел со своими людьми в Вашингтон. Из столицы легче управлять розыском и контролировать прессу. Известные журналисты, несколько репортеров с радио и телевидения в понедельник же улетели из Монро. Город потерял для них свою притягательность. Волка нет, значит, овцы могут опять выйти на лужок.
И Даллас Кемп, и семья Вистеров восприняли такой массовый исход как дурной знак: вероятно, Хелен Вистер нет в живых. Присутствие властей давало какую-то надежду. В присутствии командира солдаты чувствуют себя увереннее, но, как только он покидает войска, начинаются разговоры о неминуемом поражении.
К трем часам дня в понедельник уже прошло 40 часов с момента похищения Хелен Вистер. Как говорят криминалисты, шансы на благополучный исход были близки к нулю.
Шериф Гус Карби сидел в просторном кабинете на втором этаже здания суда в красном вращающемся кресле. Шляпа сдвинута на затылок, пояс расслаблен после позднего и сытного ленча.
На бледно-серых стенах в рамках висело множество доказательств ретивости шерифа в служебных делах. На столе в изящной серебряной оправе, врезанной в подставку вишневого дерева, находилась расплющенная пуля 38-го калибра, которая в 1949 году вошла в ключицу Гуса Карби, зацепила верхушку правого легкого, дошла до лопатки. Эта пуля принесла Гусу победу на выборах: будучи раненным, он сломал преступнику оба запястья и обезоружил его.
Гус Карби громко вздохнул, наблюдая, как его любимый помощник Ролли Спринг работает с картой. Ролли, худощавый маленький мужчина, отец семерых детей, очень преданный делу, обладал единственным недостатком – без долгих раздумий наносил удары дубинкой из орехового дерева.
Новая и очень большая карта Соединенных Штатов закрывала большую часть доски объявлений. Она была черно-белой, так что линия, проведенная Спрингом красным мелком, ярко выделялась.
За работой Ролли следил также местный газетчик Мэйсон Ивз. Этот человек запоздал родиться. Он представлял собой классический тип старого репортера. Сообразительный режиссер немедленно пригласил бы его на роль репортера, разгоняющего банду преступников в старом вестерне. Мэйс вел колонку в «Наблюдателе». Он научился так хорошо прятать между строк свою всепроникающую иронию, что умному читателю его статьи доставляли истинное удовольствие, а глупое большинство принимало все за чистую монету.
Мэйс Ивз был единственным газетчиком, которому Гус Карби полностью доверял. Только Мэйс понимал, что делает Гус и как он это делает. В свое время тексты речей, составленные Ивзом, и его разумные советы помогли Гусу выиграть выборы.
– Ты должен понять, – говорил Гус, – что я простой шериф.
– Конечно, конечно, – откликнулся Мэйс, сидящий за столиком у одного из больших окон. – Простой маленький старый шериф, который пытается протянуть еще один срок. Простой выпускник одной из высших полицейских шкод с одной из самых больших в штате библиотек по криминалистике. Расскажи мне еще, какой ты олух.
– Черт побери, Мэйсон. Несколько очень умных людей занимаются той же самой работой – изучают карты и все такое.
– И если у них появляются какие-нибудь идеи, они прорабатывают их на заседаниях. Они большие специалисты по протиранию штанов, Гус. Гус опять вздохнул. – У меня есть парочка идей. Я мог бы поделиться ими с тобой, Мэйс.