Выбрать главу

Кочетков, не ожидавший такого отпора, в изумлении попятился; пострадавшую руку он прижал к груди, будто баюкая.

- Эта твоя хреновая ищейка прокусила мне сухожилие, - уже более мирным, даже несколько жалобным тоном произнес он. - Что я теперь делать буду, ведь это правая рука?

Как ни странно, именно это заявление внесло перелом в настроение всех присутствующих. Тамара, расталкивая крупным телом своиx и чужих подчиненных, пробилась в центр круга, подошла к Степану, бережно взяв под здоровую руку, отвела обратно, в студию, и усадила на стул у самого входа.

- Человек кровью истекает, а они выясняют отношения, - проворчала она. - Таисия, подай мою сумочку!

Синякова удивила меня: она действовала, как фронтовая медсестра. В ее огромном «дамском ридикюле», по размерам сравнимом с небольшим чемоданом, оказалась чуть ли не автомобильная аптечка; йод там, во всяком случае, нашелся. В качестве перевязочного материала сошли салфетки и чей-то носовой платок.

Рана оказалась совсем небольшой - всего лишь две глубокие дырочки от клыков, по они сильно кровоточили. Глаша прокусила Кочеткову мякоть кисти у основания большого пальца; должно быть, ему было очень больно - по себе знаю, она меня не раз за это место тяпала. Во время моей страстной тирады Степан сильно побледнел - скорее всего, не от брошенных ему в лицо обвинений, а от болевого шока.

Впрочем, пострадал не только он, но и мы с Оксаной; если помреж отделалась небольшой царапиной, то у меня из прокушенного пальца текла, то есть скорее капала., кровь. Материальные потери были более значительны: Степан полностью лишился одной хорошей кожаной перчатки, куртку, как и рубашку, можно было выбросить; впрочем, с ней и до Глаши следовало так поступить. В суматохе Глаша добралось и до его штанин, так что второй режиссер представлял собой жалкое зрелище; впрочем, если мне чего-то и было жалко, то своего порванного жакета - хоть и не из дорогого бутика, но все равно приличная была вещь.

Настроение у Степана совсем изменилось; теперь он уже не угрожал, а канючил:

- Справку хоть о том, что она не бешеная, достань…

- Я тебе любую справку достану, - пробормотала я в ответ.

Меня занимал вопрос, почему его поведение так сильно изменилось - то ли он относился к тем мужчинам, кто не выносит вида крови, то ли я попала в точку? Мне он с самого начала казался наиболее подходящим на роль убийцы типом, однако теперь это предположение перешло чуть ли не в уверенность.

Я привыкла полагаться на собачью интуицию, как на свою. Впрочем, далеко не все разделяли мое мнение; первым вслух усомнился Толь Толич:

- Агнесса, при всем уважении к тебе и твоей собаке - а после схватки со Степой неуважать ее нельзя - меня гложут сомнения: уж больно толста она для ищейки!

Я уже приготовилась ответить, по меня опередила Тамара, заканчивавшая перевязку:

- Скажешь тоже! Может, я слишком толста для продюсера?

- Не то что бы это тебе мешало, по ты могла бы быть и поизворотливее, - не смутился тот, и послышались смешки; тут я иступилась за Глашку:

- Между прочим, когда наш президент куда-нибудь приезжает, например, в консерваторию, это место тщательно вынюхивает не кто-нибудь, а именно спаниель. Спаниели - отличные нюхачи, обоняние у них превосходное…

Но тут наконец вставил свое веское слово капитан Филонов;

- Ну побазарили - и хватит. То, что собака вцепилась в режиссера Кочеткова, ничего не значит. Убийство Котовой мог совершить каждый из вас… кроме, конечно, тех, у кого стопроцентное алиби. Пока вне подозрений звукорежиссер, осветитель, оператор Андреев и режиссер Толь То… то есть Крашенинников. Ну и певица тоже. Все остальные, без исключения, - подозреваемые. И останутся таковыми до тех пор, пока мы не найдем убийцу… а его мы обязательно найдем, я вам обещаю! - От его заявления, произнесенного громовым голосом, преступника не иначе должна была схватить кондрашка. - А теперь на сегодня все свободны.

Повинуясь властному кивку капитана, оба опера тут же присоединились к нему и ушли, не прощаясь; самый младший, тоненький блондин, до сих пор был зеленоватого цвета; он-то как раз относился к тем, кто не выносил вида крови - я видела, с каким ужасом он взирал на окровавленного Степана, и была рада за него, что он не упал в обморок. Мы все тоже разошлись, не мешкая, разговаривать никому не хотелось. Я шла по коридору с Глашей и Оксаной, которая конечно же напросилась ко мне в пассажиры. Моя собака послушно шествовала рядом со мной, весело помахивая хвостиком, этакая безобидная лохматая детская игрушка, и облизала попавшуюся нам на встречу уборщицу, которая нагнулась к ней со словами;