— В скором времени в Анадыре избрана будет новая власть, — начал Мандриков.
Когда Милюнэ перевела это, Тымнэро с испугом спросил:
— Опять?
— Да не пугайся, — улыбнулся Мандриков. — Ревком — это переходный период, как бы мостик к настоящей советской власти, власти народа. Сегодня такая власть на большей части России. И вот мы пришли к тебе, чтобы сказать — хорошо бы, Тымнэро, и тебе быть среди тех, кто будет избран.
Тымнэро внимательно слушал через Милюнэ то, что говорил Мандриков, и страх поднимался у него в душе. Ну, зачем они хотят втянуть меня в свои дела? Кому мешаю?
— Я не буду! — твердо и решительно заявил Тымнэро и, прежде чем Милюнэ открыла рот, добавил: — Не хочу ввязываться в их дела.
— Если все так будут рассуждать, — грустно сказала Милюнэ, — вернется Громов, а то и Солнечный владыка. И снова нас не будут считать за людей…
— Ну и пусть не считают! — вспылил Тымнэро. — Я тоже не очень-то считаю их за людей! Разве настоящие люди будут из-за власти убивать друг друга? Разве настоящий человек обманывает другого?
Булатов и Мандриков внимательно прислушивались к разговору Милюнэ и Тымнэро.
— Не хочет он, — вздохнула Милюнэ и взяла чашку…
На обратном пути Милюнэ передала содержание перепалки с родичем.
— Еще не созрел политически, — грустно произнес Булатов, — или, как бы сказал Ваня Куркутский, не доспел…
Мандриков некоторое время шел молча, а потом вдруг остановился и громко произнес:
— А все-таки он мне нравится, этот Тымнэро! Придет время — и он поймет нас, будет с нами! Я верю в это!
Дома Булатов зажег лампу, и Милюнэ принялась готовить ужин.
Мандриков присел к столу. Он достал список предполагаемых членов Совета, снова перечитал его и, дойдя до имени Тымнэро, остановился. Подумал, но вместо того чтобы вычеркнуть, подчеркнул это имя.
— Михаил Сергеевич, — как-то смущенно обратилась к Маидрикову Милюнэ.
— Что, Маша?
— Я тут говорила Булату… У нас будет ребенок…
— Что ты говоришь! Вот это здорово! — Мандриков искренне был обрадован. — Поздравляю вас!
— Маша просила меня сказать тебе… — Булатов замялся. — Свидетельство бы надо нам…
— Сделаем! — сказал Мандриков. — Завтра же выпишем — от имени ревкома.
Снаружи раздался стук в дверь. Милюнэ выглянула в сени и сказала:
— Волтер пришел.
— Бессекерский много ходит! — возбужденно рассказывал Волтер. — К Треневу ходит, к Громову ходит, к Струкову ходит. Нехорошо это! Я виделГромова…
— Он же хворый, больной, — заметил Мандриков.
— Я думал так, — нерешительно произнес Волтер. — Большая шуба, большая шапка — трудно узнать.
Булатов встревоженно посмотрел на Мандри-кова. Тот встал и сказал:
— Пойдем проведаем арестанта. Кто-нибудь бывал у него, проверял, как он соблюдает условия домашнего ареста?
Булатов растерянно развел руками:
— Ну, больные и больные, как-то в голову не приходило.
Они шли, держась друг за друга в пурге.
Порой Мандрикову мерещились какие-то тени, но когда подходили — оказывалась стена дома или сарая.
Булатов громко постучал в дверь.
Пришлось ждать порядочно.
Наконец послышался испуганный голос хозяйки:
— Кто там?
— Отворяй, это Мандриков.
Евдокия Павловна долго возилась с засовами, никак не могла отворить дверь, но когда увидела перед собой троих, испуганно вскрикнула.
— Не бойтесь, — успокоил ее Мандриков. — Проведать пришли вашего мужа.
— Хворает, бедняга, так стонет, — запричитала Евдокия Павловна. — Боюсь, к весне совсем ослабеет…
В комнате, кроме хозяев, находился отец Михаил. Он уже порядочно клюкнул, но старался высоко держать голову. Громов лежал в кровати, весь до самого подбородка укрытый одеялом, с полотенцем на голове, и стонал.
— Здравствуйте, Иннокентий Михайлович! — . поздоровался Мандриков. — Как здоровье?
— Худо мне… Худо…
— А вы, отец Михаил, уходите отсюда, — обратился к священнику Мандриков. — Господин Громов находится под арестом, и для посещения его требуется специальное разрешение.
Испуганный священник заторопился:
— Хорошо, хорошо! Иду! Простите, ради бога! Он засеменил к выходу. Следом вышли и ревкомовцы.
Как только за ними закрылась дверь, из кладовой появились Струков и Бессекерский.
Струков быстро вошел в комнату. За столом уже сидел Громов и дрожащими руками пытался наполнить стакан. Горлышко бутылки звенело о стекло.
— Оружие я раздал, — сообщил Бессекерский.
— Да, господа, решаться надо…