На границе галечной косы показались собаки. Они остановились — дальше им не пройти: полозья по камням не пойдут.
Двое мужчин в хорошо выдубленных кухлянках подошли и учтиво поздоровались.
— Я рад вас видеть! — громко приветствовал их Свенсон. — Как дела?
— Наши охотники сообщили о вашем прибытии, — строго сказал старший Караев. — Почему вы сначала не зашли в Уэлен? У нас ведь договоренность. В противном случае все это, — Караев показал на кучу выгруженных товаров, — будет считаться контрабандой.
— Извините меня, господа, — улыбнулся в ответ Свенсон. — Но наш корабль сначала сделал заход в Ново-Мариинск. Надеюсь, что вы в курсе — в России новая власть. В Ново-Мариинске создан Комитет общественного спасения, и этот комитет любезно просил меня заняться снабжением побережья Чукотки.
Братья Караевы переглянулись.
— У нас никаких известий об этом нет, — сказал старший.
— Я вам передал то, что мне известно, — повторил Свенсон. — Мы обсудили и такой вопрос: если русским коммерсантам будет угодно, то "Гудзон бей компани", от чьего имени я веду торговлю, готова на приемлемых условиях снабжать вас нужными товарами.
— Вы считаете, чго в этом году из Владивостока не будет парохода?
— Если и будет пароход, то отнюдь не с товарами, — улыбнулся Свенсон. — Я собирался зайти завтра утром в Уэлен. Буду рад, если вы мне составите компанию и проделаете этот путь на моем корабле.
Свенсон стоял на мостике вместе с братьями Караевыми.
Вчера проговорили до поздней ночи, обсуждая торговое и экономическое положение края. Говорить о политике Олаф Свенсон категорически отказался.
— Политическое положение России — это внутреннее дело вашего государства, — повторил он несколько раз, добавив при этом, однако, что он готов сотрудничать с любой властью, соблюдающей интересы взаимовыгодной торговли.
Уэленцы встретили Свенсона громогласно. Каждый считал своим долгом протиснуться вперед, пожать ему руку. Многие довольно свободно говорили по-английски.
— Хэлоу! Хэлоу! Ии! Ии! — раскланивался Олаф Свенсон.
Караевы повели гостя в свой домик, возле которого в полицейской фуражке стоял исправник Хренов.
На возвышении сияла стеклами больших окон школа. Она была поставлена два года назад по распоряжению губернатора. Собирал эту школу Петр Каширин вместе со своим дружком Иваном Лариным.
— Школа работает? — спросил Свенсон.
— Учителя нет, — ответил старший Караев. — Приезжала одна дама, попробовала, но ничего у нее не вышло: ее не понимают и она не понимает.
— Может быть, новое правительство энергично возьмется за это, — сказал младший Караев, и лицом и голосом копия старшего брата. — У нас много надежд, но мы не имеем никаких известий о характере перемен и не знаем, что делать.
— Я встретил в стойбище Армагиргина Петра Каширина, бывшего вашего приказчика, — с улыбкой сообщил Свенсон. — Он ехал в Петропавловск вместе с двумя делегатами на какое-то учредительное собрание.
— Петька Каширин? — удивился Караев-старший. — Хотя он всегда отличался весьма вольным и смелым образом мыслей.
— По-моему, он даже член этого самого Анадырского комитета, — добавил Свенсон. — Правда, должен вам сказать, что делегаты… сбежали от него, отказавшись от политической деятельности.
Свенсон широко улыбался, как бы приглашая собеседников посмеяться над этим забавным происшествием.
Но братья Караевы не улыбались.
Пришлось не только взять товар у Свенсона, но и дать обязательство расплатиться. пушниной или, как было записано в соглашении, "эквивалентным товаром, валютой или же золотом".
Петр Васильевич Каширин добрался до Ново-Мариинска в самый разгар ожесточенных споров и раздоров в комитете.
— А где же делегаты? — с ехидцей спросил Каширина Желтухин. — Где представители народа?
— Они уполномочили меня, — сердито ответил Каширин и сам удивился тому, что сказал — В настоящий момент представители местного населения еще не готовы принять участие в съезде, — продолжал, смелея, Каширин. — По причине незнания языка, а также невозможности отлучиться: пасут оленей.
Желтухин пытливо смотрел на загорелого и похудевшего Каширина, подавляя поднимающуюся в душе неприязнь к этому непонятному мужику, вечно готовому заступиться за обиженного и обделенного.
— Первым пароходом поедешь в Петропавловск!
— Ну, это мы еще посмотрим! Надо сначала здесь оглядеться.