Из этой долины до Ново-Мариинского поста было рукой подать.
Свою поездку прошлой зимой Армагиргин не мог вспоминать без стыда. Но как забудешь, когда у Кымынто родилась внучка — ясноглазая тангитанская девчонка.
И рад бы был Армагиргин откочевать от этого опасного места, но приспело время навестить именно эти пастбища.
Армагиргин одряхлел, но штанов из белого камуса еще не надевал.
Возраст давал себя знать: долгими бессонными ночами от глухой серой тоски замирало сердце и некуда было деваться. Все чаще призывал Армагиргин к себе младшего Эль-Эля, но молодой шаман камлал без того воодушевления, которое было свойственно его отцу и которое быстрее доходило до богов.
Армагиргин чувствовал в душе нарастающую неприязнь к шаману и, боясь собственного гнева, отсылал его от себя.
Старик стал бояться одиночества. Когда уходил Эль-Эль, приходил черед Теневиля.
Все стойбище заметило благоволение Армагир-гина к молодому пастуху. Это было закреплено в имени сына Теневиля, названного самим Арма-гиргином Армаолем. Он передал частицу смысла своего имени новорождённому, и это было знаком особого покровительства.
Отблеск костра хозяйской яранги виден издали — снег вокруг ярко освещен, словно огонь был под ним.
Прежде чем войти в ярангу, Теневиль остановился, глубоко вздохнул и огляделся. Полная луна сидела на зубчатой вершине хребта и заливала долину ровным светом. Яркие звезды дрожали от ночного холода.
Налюбовавшись на звезды и дальние освещенные отроги Золотого хребта, Теневиль шагнул в чоттагин хозяйской яранги.
Перед Армагиргином лежала доска с текстом царской бумаги. На низком столике были зажжены два моховых светильника.
Армагиргин кивком показал на место рядом с собой.
Теневиль уселся.
Женщина подала кипяток, заваренный вместо тангитанского чая тундровой травой.
— Гляди сюда. — Армагиргин показал на доску. — Ты никогда не задумывался, почему у царского орла две головы?
— Нет.
— Это должно что-то значить, — заметил Армагиргин. — Зачем птице две головы? Ведь с двумя головами летать куда труднее, чем с одной.
— Может, это знак мудрости? — предположил Теневиль.
— Я тоже так думал, — со вздохом сказал Армагиргин. — Но не только это… Два взгляда, и оба в разные стороны. Видишь? Вот только который взгляд вперед? А?
— Коо, — пожал плечами Теневиль.
— Спросить бы знающего человека…
— Это только во Въэне можно, — сказал Теневиль.
Армагиргин вздохнул.
— Неужто нам своим разумом не отгадать это царское тавро? — с досадой спросил Армагиргин.
— Как же угадать? Чужой язык, чужая жизнь, — ответил Теневиль. — Чтобы понять тан-гитанский письменный разговор, для этого сначала надо тангитанский разговор изучить… А разве исправник Кобелев не переводил вам содержание царской бумаги?
— Содержание бумаги мне известно, — ответил Армагиргин, — мне надо смысл тавра и значение двуглавой птицы уразуметь. И отчего она такая когтистая да тощая?
— Может, старая? — предположил Теневиль.
— А верно — птица-то старая, — пробормотал Армагиргин. — Она и должна быть старой, должна говорить о древности рода. Орлы, сказывают, живут долго, как и вороны… А вот две головы? И почему в разные стороны?
— Чтоб взглядом больше охватить, — вдруг сказал Теневиль, сам несколько испугавшись своей догадки.
— А ведь верно! — Армагиргин изумленно посмотрел на пастуха. — Помнишь разговор?
— Какой разговор? — отозвался Теневиль.
— Когда я тебе говорил о наследстве… Теневиль молчал.
— Другой бы обрадовался, — с укором произнес Армагиргин. — Почему ты молчишь? Если тебя это пугает, то скажи почему? Разве богатство так страшно для непривычного человека? Ведь каждый бедняк мечтает разбогатеть, я так думаю.
Армагиргин наклонился и пытливо посмотрел в глаза Теневилю.
— Меня судьба обошла богатством, значит, так и должно быть, — сказал Теневиль.
Армагиргин поглядел с хитрым прищуром на пастуха:
— Отказываешься? Теневиль молчал.
— А что скажет твой сын, когда он вырастет и узнает, от какого богатства ты отказался?
— Я постараюсь воспитать его так, чтобы он не был завистлив к чужому, — тихо ответил Теневиль.
Армагиргин вздохнул, поднялся, подошел к косгру и стал задумчиво смотреть на огонь. Потом вернулся.
— А теперь слушай меня. Прежде чем предложить тебе наследство, я крепко подумал. Я не хочу, чтобы после моей смерти стойбище Армагир-гина разбрелось и исчезло с лица земли. А такое может случиться, если не будет единой твердой хозяйской руки. Я пекусь не о собственном богатстве, а о людях, остающихся после меня. Люди неблагоразумны, и поведение их нуждается в руководстве. Если стадо окажется без хозяина, его разворуют, растащат, убьют на мясо важенок и породистых быков, не говоря уже о ездовых оленях. Нужен человек не для праздного пользования богатством, а для руководства стойбищем.